Светлый фон

Он не успел сделать и пары движений, как Инес затряслась в оргазме.

– Вот это да! – приостановившись, воскликнул Мигель. – Вот горяча так горяча! А теперь моя очередь, голубка, так что терпи!

И закусил удила.

После третьего оргазма, настигшего Инес почти одновременно с окончанием любовного акта, Мигель уже не удивлялся. Охнув, спустил семя, расслабленно вынул из взмыленной Инес опавший пенис и бесцеремонно обтёр его подолом её юбки.

– Ну и кобылка! Давно я такой горячей кобылки не встречал. Даже забыл предохраниться, а со мной такого не бывает, – сытым голосом сказал он и с чувством похлопал Инес по плоским крепким ягодицам.

Довольно хмыкнув, Инес деловито оделась, не выказав ни малейшего беспокойства по поводу соблюдения гигиены.

– Чует моё бедное сердце, что мы с тобой ещё не раз потрёмся друг о друга, – засмеялся Мигель, натягивая штаны. – А ты шумная. Пропали твои дела, если человечек этот проболтается, а он всё слышал, клянусь честью!

– И кому это он проболтается? Этому пьянице, что ли? – небрежно кивнула в сторону дверей Инес.

– Говори о муже с уважением, курочка, – с иронией произнёс Мигель, потрепав её по вспотевшей щеке, и, довольный собственным сарказмом, двинулся к выходу и был уже у двери, когда вбросил вопрос, ради ответа на который проделал весь сегодняшний путь:

– А мальчишка где? У вас тут вроде мальчик-гринго проживал?

– Рядом, – вновь хмыкнула Инес. – В соседней комнате. Не выходит оттуда, ни черта не жрёт, не спит. Пресвятая Дева, когда же мы, наконец, похороним эту ведьму?

Но Мигель уже не слушал её. Выскочив из комнаты и едва не сбив с ног подслушивавшего под дверью Хесуса, он бросился по коридору влево, распахнул соседнюю дверь и забежал в комнату, где и обнаружил Майкла сидящим посерёдке кровати со скрещёнными по-турецки ногами.

Мигель Фернандес

Мигель Фернандес

I

Майклу как никогда хотелось тишины. Ему не нравилось, что все только и делают, что бегают туда-сюда, не нравились бесконечные разговоры, которые вели посторонние люди в их доме, и чужая активность не нравилась, и беспричинный смех, и даже неизвестно откуда взявшийся утробный вой за соседней стеной.

Ещё ему сильно мешал сладковатый до тошноты запах, стоявший в комнате, где покоилась Тереса.

Но больше всего Майклу не нравилось её отсутствие. Мысль о том, что его мамиты больше никогда не будет рядом, погружала его в беспрерывную тоску и глубокое отчаяние.

Не понимая, как справиться со своим состоянием, скрестив ноги по-турецки, он часами сидел на кровати в своей комнате. Когда уставал – ложился и читал комиксы, затем опять садился и сидел неподвижно, словно маленький восточный божок.