Светлый фон
Она вспоминала себя в его возрасте, вспоминала свой первый раз. О ней говорили многое, много историй придумывали, пускали слухи — да что угодно, лишь бы очернить — или прославить, — её имя, но это всё было потом, после того холодного сентябрьского вечера и одинокой квартирки, куда её пригласил один знакомый, с которым она сошлась. Он был старше, давал уроки гитары. Всё, что она помнила о нём сейчас — мрачный и привлекательный: длинные тёмные волосы, чёрные одежды, вечно-печальный взгляд, мягкая, почти женская кожа — и тьма. Если поглядеть на этого парня, даже не зная его, создавалось такое чувство, будто за ним тянется длинный густой шлейф мрака, что окружает всё, к чему бы он ни прикоснулся. Сейчас его уже не было среди живых.

Он заполнил квартиру газом и, сказав своё «Кто не мёртв, тот просран», закурил, отдавая душу ласкам смерти, а тело вместе с другими жителями подъезда — того ещё гадюшника из скинов, алкашей и закостенелых старух с самогоном, — пламенным пожарам и руинам пропитанного старьём и сыростью здания.

Он заполнил квартиру газом и, сказав своё «Кто не мёртв, тот просран», закурил, отдавая душу ласкам смерти, а тело вместе с другими жителями подъезда — того ещё гадюшника из скинов, алкашей и закостенелых старух с самогоном, — пламенным пожарам и руинам пропитанного старьём и сыростью здания.

Но это было потом, много после их памятной встречи тем вечером сентября, что горел дымом заводов за окнами серого неба. Он пригласил её к себе послушать музыку и пообщаться. Она пришла в гости.

Но это было потом, много после их памятной встречи тем вечером сентября, что горел дымом заводов за окнами серого неба. Он пригласил её к себе послушать музыку и пообщаться. Она пришла в гости.

Была музыка, выпивка и кальян.

Была музыка, выпивка и кальян.

Они сидели на диване, вдыхали кисло-сладкий виноградный табак с вкраплениями мятных трав, а из колонок играли оды давно сгинувшим городам. Хор заупокойной мессы по Помпеям и скрипки призрачной Мозанны стали свидетелями их тайной встречи, а лучи закатного солнца — их лестницей в царство грёз.

Они сидели на диване, вдыхали кисло-сладкий виноградный табак с вкраплениями мятных трав, а из колонок играли оды давно сгинувшим городам. Хор заупокойной мессы по Помпеям и скрипки призрачной Мозанны стали свидетелями их тайной встречи, а лучи закатного солнца — их лестницей в царство грёз.

Она — в тёмной футболке и светлых джинсах. Вены только едва тронуты порезами, на ещё свежем лице — почти сошедшие следы от давних побоев.

Она — в тёмной футболке и светлых джинсах. Вены только едва тронуты порезами, на ещё свежем лице — почти сошедшие следы от давних побоев.