Анжели вдруг понял, что если он немедленно не убьет ее, то потом он никогда не сможет этого сделать.

Он достал из–за пояса пистолет и, боясь вспугнуть молящуюся девочку, тихо взвел курок.

Произнеся слово «аминь», Марианна подняла голову, пристально посмотрела на Анжели и тихо, как бы про себя, заговорила:

— Я знаю, что вы меня сейчас убьете, месье. Но я не сержусь на вас! Вы всегда веселый и добрый. И убьете вы меня потому, что я девочка плохая. Мама, когда сердилась, всегда говорила, что таким непослушным, как я, не место на земле!

Анжели замер и несколько минут стоял, погруженный в свои думы.

«Как это страшно — убить ребенка… Это невинное дитя, которому жить и жить! Как низко опустился я, поднимая руку на этого очаровательного ребенка, который виноват лишь в том, что попал в руки злобной твари и теперь представляет серьезную опасность для доверенного мне королем дела…»

А этого он допустить не мог!

Анжели поднял пистолет и прицелился девочке в голову.

Марианна стояла спиною к реке. Она смотрела на него, а он на нее сквозь прорезь в рамке прицела.

«Почему тебя не отравили?» — подумал Анжели, всхлипнул и нажал на курок.

36

36

Атаман Греков сдержал свое слово. Действительно нуждавшийся в отдыхе после тяжелой болезни Пугачев был отпущен вместе с другими казаками на поправку домой…

В родную станицу Зимовейскую Емельян Пугачев ворвался, как вихрь, на полном скаку. Увидев сынишку Трошку, ладившего плетень, он легко соскочил на землю со вздыбившегося животного.

— Сыночек, Трошка! — закричал он. — Сыночек!

Они долго ничего не могли сказать друг другу; Емельян обнимал сына, прижимал его к груди, а тот склонял голову то на одно, то на другое плечо отца, теребил его всклокоченную бороду и счастливо улыбался.

— Ой, какой же ты казак вымахал! — восхищался Пугачев. — Прям хоть сейчас на коня — и в бой!

А со двора уже выбегали мать, жена Софья и две дочери. Они облепили Емельяна и, плача и причитая, повели к избе.

— Вот я и приехал, бабоньки мои, — горячо шептал растроганный встречей казак, вытирая набегавшие на глаза слезы. — Зрю… зрю, как вы заждались все меня, родненькие!