Она ушла, а я продолжал стоять на коленях и размахивать руками, призывая ее полюбить нас пьяненькими, ибо трезвенькими нас всякий полюбит. Врач Мухин тупо смотрел на меня, потом сказал:

— Э, брат, а ты тоже ее любишь.

И погрозил мне указательным пальцем.

«Труп» оказался принадлежащим киносценаристу Морфоломееву. За ним вскорости пришли трое из съемочной группы. Когда они его относили, «труп» умолял их не трогать его, а главное, не тушить об него окурки.

Приходила Аида. На все ее вопросы я отвечал однозначно:

— Аллах акбар. Не имею удовольствия знать вас.

Она обиделась и ушла.

Приходили и за преферансистом Мухиным, но решили оставить его в покое ввиду его полной профнепригодности.

Когда я проснулся на рассвете следующего дня, то первым делом отметил, что «труп» сценариста Морфоломеева вновь лежит на полу моей каюты, как будто его отнесли куда надо, потушили об него сколько надо окурков и вернули на место. Вторым делом я обнаружил пропажу моего друга и собутыльника Мухина и отправился на его поиски. Пробегающего мимо меня матроса я спросил, где мы находимся, и узнал, что «Николай Таралинский» идет по Кокшайскому повороту. Игоря я застал на верхней палубе, где он смотрел на рассвет со слезами на глазах. Крылатые белоснежные ларисы кружились над ним в небе, время от времени вскрикивая, словно требуя от него чего-то. Я подошел и встал рядом со своим другом.

— Как жаль, что мы не умеем молиться Богу, — сказал он. — Мне так хотелось сейчас стоять здесь, глядя на встающее солнце, и читать длинные молитвы Господу.

— Думаешь, Он не знает, чего нам нужно дать, а от чего остеречь? — спросил я.

— Он-то знает, а вот мы не знаем. Мне кажется, молитва нужна человеку для того, чтобы узнать, какие желания у него благие, а какие — ложные. Мольба — другое дело. Это когда ты уверен в своем страстном желании и молишь изо всех сил исполнить его. А молитва — это как вопрос к Богу: чего хотеть, а чего не хотеть, к чему стремиться, а к чему не стремиться. И да будет воля Твоя.

В этот миг я почувствовал, что и во мне глубоко в душе теплится желание помолиться Богу. Дивные волжские виды, проплывающие мимо нас, и это еле ощутимое желание — вот все, что наполняло мою пустую душу в то утро.

Весь этот день «Дядюшка Тартар» плыл без остановок. За Казанью небо полностью заволокло тучами, стало холоднее, неприятнее. Что еще оставалось делать, как только пить водку с Игорем и «трупом» сценариста Морфоломеева. Киношники полностью завладели Ардалионом Ивановичем и Ларисой.

Днем я виделся с умопомрачительной Аидой. Она уже не сердилась на меня за вчерашнее и сообщила страшную тайну: