Мой муж, дорогая маменька, – человек, который поглощает всякого, кто оказывается с ним рядом, он пожирает жизненный флюид своего соседа, его скука ненасытна, ему надобно, чтобы гости, приходящие к нам, его забавляли; поэтому после пяти лет совместной жизни мы не видим у себя никого, кроме людей, чьи намерения явно враждебны чести хозяина: они пытаются – впрочем, безуспешно – позабавить его, чтобы заслужить право наводить скуку на его жену.

Господин де Фиштаминель, дорогая маменька, пять-шесть раз в час открывает дверь в мою спальню или любую другую комнату, где я пытаюсь укрыться, и встревоженно вопрошает: «А что ты тут делаешь, моя красавица?» (словцо из времен Империи), не замечая, что этот многократно повторенный вопрос производит на меня то же действие, какое производила на пытаемого пинта воды[671], которую палач вливал ему в глотку.

Другая пытка: мы больше не можем гулять вместе. Прогулка без разговора не имеет интереса, не имеет смысла. Муж мой прогуливается со мной для моциона, как если бы он гулял в одиночестве. Усталость есть, а радости никакой.

Утром, от пробуждения до завтрака, я занята своим туалетом, хозяйственными заботами, и эту часть дня я еще могу переносить, но вот время от завтрака до обеда – это бесплодная равнина, безжизненная пустыня. Праздность моего мужа не дает мне ни минуты покоя, он убивает меня своей бесполезностью, его безделье меня изнуряет. С утра до вечера он смотрит на меня во все глаза, так что мне приходится глаза опускать.

А чего стоят его бесконечные и однообразные вопросы:

– Который час, красавица моя?

– А что ты там делаешь?

– О чем ты задумалась?

– Что ты собираешься делать?

– Куда мы поедем нынче вечером?

– Что нового?

– Какая нынче погода?

– Что-то мне нехорошо и проч.

Все эти вариации одного и того же вопросительного знака, составляющие репертуар Фиштаминеля, сведут меня с ума.

Прибавьте к этим свинцовым стрелам, постоянно летящим в мою сторону, последний штрих, который дорисует вам мое блаженство и позволит понять мою жизнь.

Господин де Фиштаминель, начавший службу подпоручиком в 1799 году, получил лишь то образование, какое дают военная дисциплина и дворянская честь; конечно, он человек сметливый, честный, исполнительный, но чудовищно невежественный, он не знает ровно ничего и яростно сопротивляется любой попытке обучить его чему бы то ни было. О, милая маменька, какой идеальный привратник вышел бы из этого полковника, будь он беден! Отвага его в моих глазах ничего не стоит: он сражался не с русскими, не с австрийцами, не с пруссаками – он сражался со скукой. Бросаясь на врага, капитан Фиштаминель испытывал потребность убежать от самого себя. Он и женился от нечего делать.