Некий мужчина от природы грязен и уродлив; он дурно сложен, отвратителен. Есть мужчины, и нередко среди богатых, которые как будто подрядились в двадцать четыре часа измарать любое, самое новое платье. Они родились неряхами. Для женщины связь с Адольфом такого сорта так позорна, что его Каролина уже давно потребовала отмены новомодного обращения на «ты» и всех внешних признаков супружеского звания. В свете за пять-шесть лет успели привыкнуть к такому положению дел и полагали, что муж и жена в разъезде, тем более что, как всем было известно, в свои права уже вступил Фердинанд номер два[675].

Однажды вечером в присутствии десяти гостей хозяин дома просит жену: «Каролина, передай мне каминные щипцы».

Эта фраза не значит ничего и одновременно значит всё. Она извещает о домашней революции.

Господин де Люстрак, Амадис-омнибус, бросился к госпоже де Фиштаминель и живописал эту сцену так остроумно, как только мог, а госпожа де Фиштаминель с видом новой Селимены[676] процедила: «Бедняжка, до какой же крайности она дошла!»

– Пустое! разгадку мы узнаем через восемь месяцев, – сказала одна старая дама, у которой только и осталось радостей, что злословить.

Не станем описывать смятение Каролины, оно понятно без слов.

А вот второй пример.

Вообразите, в каком ужасном положении оказалась одна деликатная женщина, наслаждавшаяся жизнью в загородном поместье близ Парижа, в кругу полутора десятков хороших знакомых, когда камердинер мужа явился и шепнул ей на ухо, что приехал хозяин.

– Хорошо, Бенуа.

Все слышали, как подъехал экипаж. Все знали, что хозяин дома с понедельника находится в Париже, а дело происходило в субботу, в четыре часа пополудни.

– Он должен срочно кое-что сказать госпоже, – продолжал Бенуа.

Хотя диалог этот велся вполголоса, все присутствующие поняли его смысл тем яснее, что хозяйка, прежде напоминавшая бенгальскую розу, заалела, как маков цвет. Она кивнула, продолжила беседу, а затем удалилась, якобы для того чтобы узнать, успел ли муж в одном важном деле; однако всем своим видом она показывала, как сильно раздосадована недостатком предупредительности своего Адольфа по отношению к ее гостям.

В молодости женщины хотят, чтобы их почитали богинями, они алчут идеала: они не согласны быть тем, чем их создала природа.

Иные мужья по возвращении из города поступают еще хуже: кланяются всей честной компании, обнимают жену за талию, отводят ее в сторонку, шепчут ей на ухо нечто, по видимости конфиденциальное, скрываются с нею в роще, пропадают там и возвращаются спустя полчаса.

Для молодых женщин все это, сударыни, суть самые настоящие мелкие неприятности, но те из вас, кому за сорок, находят вкус в этих нескромностях, и даже самые закоренелые недотроги почитают их лестными для себя, ибо на исходе молодости женщины хотят, чтобы их почитали земными созданиями, они алчут вещей положительных; они не согласны перестать быть тем, чем их создала природа.