Перед отбоем он поплелся за Гошей на скамеечку. И опять все было нарочито, как

сон, как знакомый сон. Гоша уже так опускал лицо в ладони, и глухой голос из‐за ладоней

тоже Вася слыхал:

‐ Звать Иван Осипович. Из крайкома. Все сходится? А?

Одним плечом Вася почувствовал крепкую руку Гоши, а другим ‐ его теплую, твердую

грудь. Лучше бы не обнимал его Гоша, так почти невозможно сдерживать слезы.

‐ Выше голову, председатель совета лагеря! ‐ сказал вожатый. ‐ Я‐то знаю, что ты

настоящий пионер!

А из темноты улыбался отец, кудрявый, молодой, в расшитой украинской рубахе. И

Вася шептал ему: «Ничего, еще много есть надежды».

Откуда может знать сержант всех, кто арестован, а кто жив‐здоров? Может быть, папа просто уехал в командировку. Может быть, на него только поступило Дело, а не он

сам привезен. Но если и привезли его, то тетя Роза что‐то предпринимает. Есть, наконец, Эйхе‚ который не даст в обиду члена крайкома. Сколько еще надежд впереди!

А наяву продолжал повторяться знакомый сон. Гоша отпустил Васины плечи, слился

со стеной.

‐ Послушай, Вася, такие... всякие... разговорчики отец с тобой не вел?

‐ Никогда! ‐ тотчас воскликнул Вася.

‐ Я думаю, они не хотели втягивать своих детей, потому что знали ‐ дело их

ненадежно. Губить детей не хотели.

Это шел разговор не о том отце, который улыбался у клумбы, а о том, которого никто

не знает, кроме скрытой кучки врагов. С нервным, болезненным любопытством Вася