еще желалось? Ведь все люди такие, что самых вершин достигли. Слыхал о Тухачевском?

‐ Слышал.

‐ Ну, уж подняли его ‐ куда выше! Так нет же! Зачем тогда сам белых бил? Нет, не

пойму я их психологии. Зажрались, что ли? А, Василий?

‐ Зажрались, ‐ как эхо, ответил Вася.

Его вовсе не интересовала психология, он все думал о Борьке и с неприязнью к

самому себе ощущал, как сквозь жалость к нему пробивается мелкое торжество

отомщенности. А Гоше он так ответил потому, что показалось, будто для него это самое

убедительное объяснение: уж кто не зажрался на белом свете, так это Гоша.

‐ Маршалы судят маршалов! ‐ продолжал сокрушаться Гоша. ‐ Ворошилов делает

обвинительный доклад. В составе суда ‐ Буденный, Блюхер, Дыбенко, Шапошников. А на

скамье подсудимых ‐Тухачевский, Якир, Уборевич, Эйдеман. Сколько лет бок о бок

таились!

Стало совсем темно, стало жутковато на этой земле, по которой бродят враги... И

вожатые что‐то долго не идут за гитарой. Наверное, успокаивают ребят, взбудораженных

Борькиным отъездом. А Васе невмоготу сегодня разговаривать с Гошей, хочется заснуть

поскорее, чтобы забыть жутковатую тьму, чтобы проснуться нормальным утром, когда

сегодняшний тягостный день станет прошлым.

Утро, действительно, было бестревожным и свежим. После завтрака первый отряд

избрал председателем совета Гену Уточкина. Он всем нравился за спокойствие даже в