Тереза, как всякая женщина, умела находить себе оправдания, знала, где их искать, и до сих пор успешно с поиском справлялась. Но события минувшей ночи были таковы, что она даже не могла бы самой себе сказать: голубушка, ты убила своего давнего любовника, а потом кинулась искать защиты к совершенно незнакомому, но обладающему немалой властью человеку, который в иных обстоятельствах вызвал бы у тебя лишь отвращение, и с перепугу отдалась ему, как не отдается последняя парижская шлюха! Это было слишком сурово и просто, а она менее всего на свете любила простоту…

Неведомо, что с Мишелем, - так сказала она себе, - может, он остался жив, и все, что было, - напрасно… Однако жизнь его уже иссякла, он обречен, он сам это знал, и не для того ли посылал любовницу убивать врага, что в глубине души надеялся - она не выдержит и, измученная любовью, своими руками погубит человека, затянувшего ее в этот черный омут? Он искал смерти, - так сказала она себе, - иначе не ввязался бы в интригу и не носился по Москве, умирающий и озлобленный, а лежал, окруженный заботой своей деревенской родни.

Он, возможно, был ей даже благодарен за эту попытку…

Не могла же она в самом деле одним ударом ножа убить человека!

Мишель жив, Мишель жив, ему удалось убраться из переулка, - так сказала она себе, чувствуя, что ночной страх уступает место чему-то иному. И ей следует поскорее покинуть этот дом - пока не проснулся огромный мужчина с ней рядом, пока не повернул к ней крупную голову и не сказал…

А что он мог сказать - неважно, Тереза боялась услышать самый его голос.

Ей казалось, что безумие накрывает человека, словно зеленоватой морской волной, и забирает душу сразу всю, целиком. О том, что оно приходит шаг за шагом, Тереза не знала - и не знала, что есть некий порог, у которого оно может помедлить несколько, чтобы окончательно измучить душу. Там, на этом пороге, оно довольно внятно и даже разумно врет, выстраивая мир на грани, мир из примет и чувств действительно существующих, но сложенных вместе по каким-то особым законам.

Она отчетливо понимала - нужно бежать, пока обер-полицмейстер не проснулся. Очнувшись и увидев женщину, которая ни с того ни с сего прибежала к нему ночью в спальню, он начнет задавать вопросы, ответа на которые не существует в природе… И за кого он примет эту женщину? И чего он от нее, проснувшись, потребует? И что он скажет, когда она, не подпуская его к себе, заговорит об убийстве? Ведь объяснить тот удар ножом тоже невозможно, нет в свете таких объяснений…

Рассказать про зимнее одиночество? Про чувство обреченности? Про присутствие смерти во всем, что было между ней и Мишелем? Про то, как задыхался Мишель, а она ощущала, что горло сузилось у нее самой и отказывается пропускать воздух? Про то, как она безумно устала жить любовью и смертью разом? Мужчинам не дано понимать это - да и не каждая женщина удержится от вопроса: что же ты не покинула своего любовника вовремя, разве ты к нему была цепью, словно каторжник, прикована?