Все это она произнесла ровным, безучастным голосом, как давно заученную роль, потерявшую для нее всякий смысл от бесконечного повторения в полицейских участках и на судах.

— Послушай, — оборвал ее лейтенант, — называйся хоть Черной, хоть Покорной, хоть чертом назовись, мне до этого дела нет. Запомни одно: здесь тебе не Анкара. Одумайся, начни жить как все люди. Если же я узнаю, что ты опять принялась за старое, велю притащить тебя в участок и сам отделаю как миленькую, все кости переломаю? Ясно? А теперь шагом арш!

Женщина прижалась к двери, съежилась как побитый щенок и молча вышла. «Знаем мы таких! К черту на кулички зря не сошлют. Тощая погань!» Он позвал денщика.

~ Отвести в женскую тюрьму!

Вдев саблю в ножны, Сабри вышел во двор. Там он увидел тесно окруженную жандармами Эмине с открытым лицом, которая сидела на корточках, прислонившись спиной к стене, и причитала:

— Все ноги об камни сбила! Проклятая дорога!

II

II

Никто не собирался давать Покорной Эмине ночлег в своем доме, всюду ее встречали в штыки. Скрытое раздражение жителей перерастало в открытое недовольство. Городок забурлил. Мужчины в кофейнях, женщины у источников — все судачили об одном.

— Ты только глянь, что вытворяют эти власти! Для порченой девки другого места у них не нашлось!

Достоинство благочестивых горожан было явно уязвлено. Несколько членов муниципалитета даже представили каймакаму официальную жалобу, выражавшую возмущение общественного мнения подобным случаем. Но ответ каймакама был строг. Женщина прибыла в город по приказу губернских властей, а приказы надо исполнять. Это раз. Во–вторых, надо гордиться тем, что выбор пал на их уезд. Зная о добропорядочности жителей этого городка, губернатор именно сюда послал на исправление падшую женщину. Несомненно, женщина, идущая по пути порока, в здешних краях осознает пагубность своего поведения и изменит образ жизни. На плечи местных жителей ложится благая задача перевоспитания человека. Честный зарок — на всю жизнь урок.

Нельзя сказать, чтобы такое объяснение убедило воинственно настроенных горожан, однако впредь они стали избегать столь открытых проявлений своих чувств. А пока решено было обождать да посмотреть, как дальше развернутся события. Отношение жителей к Эмине не менялось, а между тем каймакам был всерьез обеспокоен тем, что женщина продолжительное время незаконно содержится в тюрьме. Он уже несколько раз напоминал жандармам, чтобы они поселили ее в городе.

Сама же Эмине была вполне довольна своим тюремным житьем. Вместе со своими товарками по камере — женщиной из юрюкского племени, зарубившей своего возлюбленного топором, и еще одной кочевницей, укравшей монисто у своей соседки, — она жила в тюрьме без забот и без хлопот, понемногу приходя в себя от выпавших на ее долю передряг.