– Честно говоря… Но…

– «Степь да степь кругом… – вполголоса затянул Розданов. – Широка лежит…»

– «В той степи глухой, – еле припомнил слова Громов. Голос его сразу же сфальцетило, однако он все же подпевал: – Умирал ямщик…»

Они стояли, обнявшись, смотрели на зарешеченное ржавыми прутьями окошко, словно на высокое звездное небо, и пели. Не спеша, задушевно, как могут петь только люди, которые знают, что эта их песня – последняя.

54

54

– Эй, ты, висельник, твое время отстучало! – ворвался в их пение голос из-за двери. – Удар прикладом и снова: – Слышь ты, офицерье, кому говорят? Просил час – так он прошел! Велено напомнить!

– Заткнись! – рявкнул Беркут. – Часа еще не прошло. И не смей орать!

– Он прав. Ему велено напомнить. Отведенный мне час прошел.

Розданов в последний раз взглянул на окошечко, повернулся к пистолету и нервно потер руками о полы френча, будто собирался приступить к какой-то очень важной работе или подступался к раскаленным кузнечным клещам.

– Может, все же попытаемся? – взволнованно прошептал Беркут, первым дотягиваясь до пистолета. – Поиграем на нервах. А ворвутся, один патрон – и в рукопашную.

– Я дал слово офицера, – решительно отнял у него оружие Розданов.

– Да кому, кому вы его дали? Господи!

– Важно не кому, а кто дает. Вот что важно…

Поручик перекрестился на окошко, словно на икону, проверил пистолет и взвел курок.

– Прощайте, лейтенант Беркут. Вы – геройский офицер. Признаю. Только отвернитесь, ради Бога. Смерть – дело тяжкое. Любопытствующих глаз не терпит.

– Прощайте, – выдавил из себя Беркут, чувствуя, что к горлу подступил предательский комок. А ведь, наоборот, в эти минуты он должен был бы поддержать Розданова.

Они хотели обняться, но что-то помешало им. Может, вспомнили вдруг, что, в сущности, они враги и что даже эти чрезвычайные обстоятельства не способны примирить их настолько, чтобы они прощались, как надлежит прощаться друзьям.

Замявшись, офицеры еще немножко постояли друг против друга и разошлись в противоположные углы, словно готовились к дуэли.

– Рад, что в эти последние дни моей жизни судьба свела меня со столь мужественным человеком. Признаюсь, это укрепляло мой дух. Просьба к вам, милостивый государь: честью своей засвидетельствуйте перед миром сиим, что Белой гвардии поручик Розданов, Петр Тимофеевич, умер, как подобает русскому офицеру. Да, он не признал власть большевиков. И не мог признать, ибо она противна самой сущности человеческой. Да, он сражался с ней. Но сражался честно, с оружием в руках. И палачом никогда не был. Не сделали из него палача. Не сумели.