— Да нет. Супруги Зубковы еще дома.
— И не собираются сюда?
— Собираются, но в большом споре. Аким Иванович советует Катерине Семеновне остаться дома: ты ж, говорит, целый день с мокрой тряпкой по школьным полам лазала. Отдохни, говорит…
— А что она? — спросил внимательно слушавший Буркин.
— А она ему: «Не делай из жены куклу. Не отбирай у нее права думать, а ежели надо, то и высказаться…»
— Умница Катя. Она у нас прямо-таки золотая. Ты, Михаил Захарович, другого мнения о Катерине Семеновне?
— А есть металл дороже золота? — спросил я Буркина.
— Ни я, ни мои ближние и дальние прародители с благородными металлами знакомства не водили, — шуткой ответил Буркин.
— Мои тоже.
И мы весело договорились, что Кате быть «золотой», пока мы не узнаем, как называется металл, что дороже золота.
— Шутки шутками, Михаил Захарович, но у Зубковых, очень уважаемых супругов, в их совместной жизни какая-то трещинка заимелась… Ручаюсь — раньше ее не было. Даже наоборот… Может, из-за Анисима Насонова у них серьезные расхождения?
— Мне тоже кажется, что из-за него.
Но рассуждать об этом у нас не нашлось времени. В комнату сразу вошли шесть человек: Аким Иванович и Катя, супруги Костровы и супруги Грешновы. По каким-то подробностям я уже знал этих людей. Но мне так хотелось знать о них куда больше, чтобы судить о их жизни правдивее. И потому я внимательно наблюдаю за ними… Они сейчас осматривают комнаты бывшего еремеевского дома. Буркин с удовольствием ведет их за собой.
— Совету тут будет куда как хорошо. — Это сказал Аким Иванович и почему-то вздохнул.
Его вздох объясняю себе: вздохнул потому, что, как батрак, острее чувствовал справедливость изгнания отсюда Еремеевых.
Слышу голос Марины Антоновны Грешновой:
— Нутро мое не дозволяет верить, что именно Анютка Шепелявка навела тут такой порядок!
— И я ни за что не хочу верить, — сказала Катя. — Вы же знаете, что она чуть не поломала нашего шествия к общественному базу!
— Да, Анютка Шепелявка тогда в сильное унижение поставила меня. При скоплении народа стала кричать, что с меня пример брать не надо, что Андрюшка Костров — дурак, что за него бык думает. И пошла тому подобное расписывать… — Андрей Костров, вспоминая это, пристыженно крутил головой. Ну и Шепелявка… Долго ее помнить буду.
И Буркина вдруг оставило веселое настроение. Похолодевшими синими глазами перебирая каждого из присутствующих, он заговорил: