Серьезностью разговора Аким Иванович заставил всех притихнуть, и очень заметно было — уже никому не казалось, будто он говорит не то, что должно быть сказано в эти минуты.

Аким Иванович продолжал:

— Есть у нас в Затишном еще один красивый дом. Это я про дом Насоновых. Строился он при моей памяти. Много тяжкого труда вложили в него батраки Насоновых… Катерина, я правду говорю? — обратился он к жене.

— Истинную правду говоришь, Акимушка, — зажуренно покачивая головой, ответила Катя.

— Я, Зубков Аким, плановал так: очистим насоновский двор и дом. Сделаем этот двор колхозным двором, а в доме разместится правление колхоза… Анисим Насонов рушит эти планы. В нашем деле он еще хуже, чем палка в колесо. И потом, одна фамилия — Н а с о н о в — заставляет сжать зубы. Вот только послушайте… Хуторской бугай кинулся к воротам. Нанизал их на рога и шурганул в сторону, потом под сараем веялку повалил набок, а в огороде своими ножищами начисто вытоптал капусту. Что мог я ему сделать?.. Я, шестнадцатилетний парнишка? Все люди боялись его пуще холеры. Я по лестнице взобрался на крышу кухни и реву, черными словами обзываю бугая: «Что же ты, проклятый зверь, делаешь? За твои проделки хозяин кнутом меня исполосует!..» Да и ты ж тогда с балясов криком кричала на этого бешеного бугая, — обратился он к жене.

— Твоя правда, Акимушка, кричала я с балясов. И не я одна кричала с балясов — кричала и Калиста Лаврентьевна. Я кричала на бугая, а Калиста Лаврентьевна — на тебя: «Аким, не смей слезать с крыши! Не смей! Он же насмерть тебя запорет!..» Ты это хорошо помнишь?

— Очень даже хорошо помню. А еще сильнее помню, что в тот же день из станицы вернулся хозяин Лаврентий Платонович Насонов и чуть не до смерти порол меня кнутом… Один раз стеганул по глазам. Вот он, шрам… чуть выше брови. И глаз этот хуже видит… Насоновский кнут затмил его.

Я смотрю на Катю. Она плачет и быстро-быстро платком вытирает глаза, щеки.

— Несколько дней и ночей мы с Калистой Лаврентьевной хлопотали около тебя. Лечили чем могли и как могли. Как-то приоткрыл дверь сам хозяин. Калиста Лаврентьевна топнула на него, назвала живодером и под самым носом захлопнула дверь…

— Катерина Семеновна, зачем ты свои капканы расставляешь? Я говорю о Насоновых гневно потому, что в их дворе я наглотался горького! А ты сбиваешь меня… В капканы загоняешь?

Лицо Акима Ивановича набрякло. Оно было таким придирчивым, каким мне еще не доводилось его видеть. Он ждал, что ему ответит жена.

Никто не мешал их разговору — он важен был для всех.

— Нет, капканов я не расставляю. Я говорю правду. Эту правду сердце не велит замалчивать, — отвечала Катя. Глаза ее были уже сухими, задумчивыми. — Когда тебе, Акимушка, полегчало, Калиста Лаврентьевна уехала в Терновой и уж в Затишный больше не показывалась.