Все молчали. Ждали, что ответит Кате Аким Иванович. А он тоже не спешил с ответом. Он думал, дума его не была легкой.
— Акимушка, неужто ты про все забыл? Так-таки подчистую забыл? — взволнованно спросила Катя.
— От сытости своей Анисим Насонов кинул нам тогда пряник, чтоб горькое заели. Уж очень дорогую цену ты, Екатерина Семеновна, дала этому прянику.
— Что ж ты тогда скажешь про Калисту Лаврентьевну? По-твоему, и она кормила нас дешевыми пряниками? — всполошилась Катя.
— Не о ней у нас разговор.
— Вот как ты? — с испуганным удивлением сказала Катя.
Гнетущее молчание нарушил Буркин:
— Сейчас нам ясно одно: Зубковы разошлись во мнении об Анисиме Насонове. Аким Зубков — за выселение его, а Катерина Зубкова — совсем напротив… Товарищ Костров, какое у тебя мнение по этому вопросу?
— А мнение у меня такое: когда Аким говорит — я склоняюсь в его сторону, а когда Катерина высказывает свое — я готов поддержать ее точку.
— Понятно, — врастяжку сказал Буркин. — Будем считать, что товарищ Костров воздержался. А товарищ Кострова? Одного мнения с супругом?
Елена Михайловна сказала:
— Я придерживаюсь того берега, на каком моя подружка Катя, Катерина Зубкова. У ней сердце чуткое… Сердце ей подсказывает, какая дорога верная… Аким Иванович, ты не обижайся — я с Катей заодно.
В кругу света, очерченном краями абажура, было сумрачно. Оттуда заметно серели глаза Марины Антоновны и еще заметнее отливали белизной пряди ее волос. Оттуда же послышался голос:
— А я Акима больше понимаю, чем Катерину. Я со своим Михаилом Васильевичем рассудила: ежели Насонов уйдет подальше от Затишного — вольготней нам будет… А ежели останется и мы его переселим во двор что победнее, найдутся вздыхатели: вот, дескать, он — бывший хозяин теперешнего колхозного двора. Насонов им будет вроде живого памятника… Не надо испытывать у людей терпение. Оно и так готово было лопнуть при старом режиме.
Буркин стал подсчитывать:
— Что ж у нас получилось?.. Аким против Насонова, Грешновы против, Костров воздержался. Стало быть, три голоса «против». А «за» — Катерина Зубкова, Елена Кострова, Димитрий Чикин — я его спрашивал, он без колебаний «за». Я, Буркин, — тоже за Насонова. Мнение несогласных со мной я уважаю и потому постараюсь объяснить, почему я «за».
Собравшись с мыслями, Буркин заговорил:
— …Мы сейчас вроде судьи, а Анисим Насонов — подсудимый. Мы — судьи особые. Строим колхоз. Знаем заранее, уверены в том, что в колхозе труженикам земли будет лучше. Кулаки — враги нам в этом большом, революционном деле. Они помеха нашему делу, и мы объявили им: прочь с дороги!.. Теперь об Анисиме Лаврентьевиче Насонове. Он ни словом, ни делом не шел против нас… Он, разумеется, не без горечи, но сдал в колхоз и быков, и лошадей, и сельхозинвентарь… Да, он — Насонов. Сын Лаврентия Платоновича Насонова… Конечно, мы бы этого Лаврентия Платоновича за те его дела, о каких нам сейчас рассказали Аким и Катерина Зубковы, бывшие батраки, метлой вымели бы из Затишного!..