Буркин, задумавшись, несколько секунд помолчал и, словно вспомнив что-то такое, что сейчас было очень к слову, продолжил свой разговор об Анисиме Насонове:

— Хочу спросить у тех из вас, кто был свидетелем, как мы выпроваживали из Затишного кулаков, — вы не забыли, как обзывали они Анисима Насонова, что ему кричали с подвод?..

Вспомнили эти кулацкие угрозы, брошенные Анисиму Насонову, и Андрей Костров, и его жена Елена Михайловна:

— Они обзывали его христопродавцем! «Знал бы отец, — кричали, — к кому ты притыкаешься, он в гробу бы перевернулся!», «Анисим, встретимся на кривой дороге — пощады тебе не будет!..»

— Ага. Именно эти слова тогда выкрикивали Анисиму Насонову, — подтвердил Буркин. — Колеса подвод уже хорошо крутились, а они все выкрикивали, все угрожали ему. А он глядел в землю и молчал… Так что ж получается?.. Они его… за то, что в отца не пошел… А мы его за то, что не от того отца родился? Ну а сам-то он, Анисим Лаврентьевич, где же он? Где же он со своими делами, со своими думами, со всей своей жизнью?.. Нету его! — Буркин дважды одернул полы короткого полушубка, потянул воротник куртки, точно он ему неожиданно стал тесным. — Так я думал всю дорогу, когда ехал из района в Затишный. Так думаю и теперь. Я вместе с Катериной Зубковой и Димитрием Чикиным, с Еленой Костровой голосую «за» — за живого Анисима Насонова. Нас получается четверо. — И Буркин снизил голос так, что все поняли, что он полностью высказался.

И тут постучали в дверь частым-частым, но негромким стуком. Буркин даже не успел спросить: «Кто там?» — как дверь бесшумно открылась и в комнату вошел Димитрий Чикин.

— Я помешаю вам. Дело срочное к товарищу Буркину.

Заметно было, что Чикин всерьез обеспокоен. Отведя в сторону Буркина, он шепотом сообщил ему что-то важное. Буркин снова вернулся к столику и внезапно охрипшим голосом строго сказал:

— Известия Чикина не нахожу нужным держать в секрете. Пока мы тут судили-рядили об Анисиме Насонове, ему в спину послали пулю. Он вышел ставни закрывать. В спину ему крикнул тот, что стрелял: «По изменнику и гаду — огонь!..» Фельдшер уже прибыл. Хлопочет, чтобы кровь остановить… Мы с Чикиным к нему сейчас…

Но первой выскочила из комнаты Катя. Задвигались стулья. Через минуту, а то и того меньше, комната опустела. Я было тоже вместе с другими хотел поспешить к Насонову, но от порога вернулся, потому что в комнате остался один Аким Иванович. Он меня долго не замечал. Глаза его были устремлены на темное, не защищенное ставней окно. За этим окном он мог видеть клочок смутно белевшего снега, голые ветки вишни, и в просветах между ними он мог бы заметить горстку звезд, если бы позорче вгляделся в заоконную ночную темноту. Нет, он ни во что не всматривался, и ничего ему за этим окном не надо было видеть. Лицо его сейчас было пасмурным.