— Так это ж хорошо.

— Да ведь это, Катя, я сама понимаю. И не советую ему ослобонять дорогу… хоть и горит в моей душе. Один же он со мной. Только он память о том, чему никогда не возвернуться. Помню, мы кинулись друг к дружке, и была вера — никому нас не разнять. А через неделю нас разняли, и моего Павлушу угнали на фронт. Сложил он голову где-то на топких озерах… Первые пять годов женихи обзывались… Совет давали — не губи себя, не гони в могилу. Научилась молчать, провожала до ворот — кланялась. Крепко поняла: одному отдала душу… У тебя-то, Катя, как с Акимом? — вдруг спросила она.

Катя ответила:

— У нас с Акимушкой в жизни всегда была одна дорога — батрацкая. Батраковали рядом. Он в горе — я тоже… У него какая-то маленькая радость — он ко мне с ней… Сейчас чуть по-другому. — Она глубоко вздохнула и добавила: — Теперь заботы у нас другие. По секрету скажу тебе, тетушка: последнее время жизнь наша с Акимушкой разладилась. Да ведь это временно.

И тут же она обратилась ко мне:

— Михаил Захарович, слухи дошли, что вы на днях от нас уезжаете?

— Срок командировки кончается, — ответил я.

— Не в моей власти удержать вас в Затишном хоть бы на недельку. Ну да вы дозволите мне прописать вам про нашу жизнь?

— Очень буду ждать твоего письма.

* * *

Я долго проспал в телятнике, так долго, что товарищи дважды успели съездить за сеном. Разбудил меня Буркин. Заиндевевший с ног до головы, он усердно оттирал уши, пританцовывал, отогревал ноги, и громко будил меня:

— Михаил Захарович, дорогуша, вставай… Я тебе скажу по секрету, какую истину открыл я этой ночью.

Я уже сидел на постели.

— Какую? — спрашиваю.

— С утра я, как только мог, уговаривал этого мастера выращивать розы, ну да Мелованова, не уезжать из колхоза… А этой ночью постиг, что сено пахнет не хуже роз! — Он взял меня под руку. — Пойдем ко мне на квартиру, позавтракаем.

— А может, сначала сходим в коровник, к товарищам? — спросил я.

— Там их нету. Там быки едят сено. А товарищи разошлись по домам — поесть и малость отдохнуть. Мне дали отпуск для других дел.

— А Катя и Татьяна Федоровна — где они? Надо же за ночлег поблагодарить!

— За мягкую перину? — засмеялся Буркин. — Татьяна Федоровна ушла в доильную.

— А Катя?