— Мама, ты знаешь, как я осквернила душу. И виновата больше всего перед Яшей Прибытковым, перед моим законным мужем. Но у меня хватит сил заслужить его доверие. Я позову его сюда, на Дон. А если он велит мне к нему — туда, «где кедры ветки распустили…». — Она обратилась к Огрызкову: — Тит Ефимович, какие дальше слова в его письме?

И Огрызков, волнуясь, припоминал эти слова:

— «…где кедры ветки распустили… прислушиваются… к шуму дождя».

— Да, мама! Поеду туда! И ты меня не удержишь…

В комнате стало тихо. Все ждут, что ответит дочери Евдокия Николаевна.

— Зачем же мне, доченька, удерживать тебя, если то, что теперь ты делаешь и собираешься делать, радостью ложится на сердце твоей матери… Жалко, что такой тебя не видит отец. — Евдокия Николаевна взглянула на портрет мужа. — Делай, Мотя, все так, как велит совесть, а матери, если с Яшей Прибытковым окажетесь далеко отсюда, пишите почаще письма…

…Вторая половина дня прошла в сборах. На время отлучались только Полина и Матрена. Первой вернулась Полина и стала рассказывать Евдокии Николаевне и Титу Ефимовичу:

— А ведь вытащили трактор из пруда: волами, вожжами, криками вызволили его на берег. А он, несчастный, — мокрый, продрог в холодной воде… Оказывается, в пруд его загнали в дни эвакуации. Что-то в нем было испорчено, а ремонт давать время не позволило. Вот и потопили, чтоб не служил фрицам, а ждал прихода своих.

Позже вернулась Матрена.

— Дочка, как твои больные ребятишки? — спросила ее Евдокия Николаевна.

— Я, мама, у Аксеновых была всего несколько минут. Ребятам лучше. Заглянула в школу — там идет капитальная уборка. Дора Семеновна, директор, вернулась из эвакуации. Я попросила ее, чтобы Аксеновых ребят не притесняли. Она сказала мне: «Разберемся…» Мама, но она сказала это как завоеватель.

— Успокойся, Мотя. Нас, людей, тут много. Подскажем Доре Семеновне…

— Так, пожалуй, лучше будет — опереться на людей, — согласилась Матрена и уже с улыбкой сказала Огрызкову: — Когда я выходила из школы, грузовик подскочил к самому порогу. В кузове полные мешки. Похоже — с мукой… Шофер в приоткрытую дверцу — ко мне: «Как найти Огрызкова, Тита Ефимовича? Надо передать ему вот это письмо». И я взяла письмо с ручательством передать его вам. Берите…

В конверте была маленькая записочка Огрызкову от старшины Ивана Токина:

«Нет минуты свободной. А надо бы обнять тебя, тетушку Евдокию Николаевну, двоюродную сестренку Мотю. Тит Ефимович, хвораешь ли ты, или в двух часах от смерти, все равно, как свидетель напиши суду свои показания по делу подсудимого Семена Ерофеевича Бобина… Конверт заклей хорошенько. Шофер, который повезет вас в родные места, через два-три дня будет ехать обратно в Ростов. Ему и вручи письмо. Он — живая почта, доставит его в нужный адрес. Всех обнимаю! Старшина Токин».