Костю начало смешить то, что происходило на улице.

— А что, если я, папа, открою окно и стану вслух питать им рецензию? — предложил он.

— Ребячество, — говорю ему, — а ты — офицер…

— Знаю, что ребячество, — сияет Костя. — Но страшно интересно знать, что они будут…

— Нырнут в машины и уедут, — улыбается сквозь слезы Варя.

Запись тринадцатая

Николай! Интересные вещи творятся на свете! Вот слушай… Варя ушла на дневной концерт. Я работал над главой о бытовых донских песнях, собранных Листопадовым. И вдруг наступил момент, после которого мне стало трудно сосредоточивать внимание: казалось, кто-то неслышно проник в комнату и со стороны наблюдает за мной. Оглядываясь, убеждался, что я один… Потом я услышал не то скребущий, не то звенящий, прерывистый шорох. Легко было допустить только одно: завелись мыши и теперь в срочном порядке передвигают какой-то металлический предмет, очень маленький для человека и огромный для них. Впечатление было настолько отчетливым, что я даже постучал по столу и дважды громко шикнул. Все затихло, и тут же я услышал:

— Это не мыши… Я вам… тебе… ключ подсунул под дверь…

Со мной заговорил Ростокин, и заговорил он из-за той двери, на которой недавно висел замок-гирька. Он начал без обращения:

— Хочу зайти к тебе… Сестры ведь нет?.. Хочу душу отвести… И посмотрю, как вы там обосновались. Ключ, смотри, на полу: дверь-то открывается только с вашей стороны.

Я встал, подошел к двери, поднял ключ, и замок под натиском моих торопливых пальцев два раза щелкнул.

— Ага, спасибо, — послышался издали голос Ростокина, а скоро и сам он вошел, пожал мне руку, вопросительно взглянул на стул.

Мы присели. Я никогда не видел его в пижаме, с купальным полотенцем через плечо, в чувяках на босу ногу… Ах, что я болтаю ерунду! Человеку даже с маленьким художественным воображением легко было представить Даниила Алексеевича Ростокина в таком обмундировании. Удивила меня не одежда его, а перемена в нем самом…

Он так сильно изменился за эти дни, что я невольно спросил его:

— Что болит?

— Не сплю. Третью ночь не смыкаю глаз.

А глаза у него и в самом деле воспаленные, потускнели, и взгляд их далеко ушел от всего окружающего. Пышные светлые волосы спутались, а мягкие губы, сомкнувшись, застыли. Вижу, что он дышит, как вздыхает, не то вздыхает, как дышит.

— Почему так вдруг?.. — спросил его.

Усмехнувшись, он на вопрос ответил вопросом: