– Тебя никто не видел? – спросил Сандэнс.

– Никто на меня не обратил никакого внимания, – обиженно возразил Ван.

– И ты убил его… И просто вышел на улицу?

– Ага. Вышел из этой нарядной гостиницы. Спокойно и медленно, прямо как ты всегда делал, когда грабил банки. Я не спешил. Не привлекал внимания. Просто вышел. И все. – Он пожал плечами и вскинул руки к потолку: – Я думал, ты будешь рад.

Бутч закрыл лицо руками. Ему нужно было место, нужна была тишина, чтобы составить план. Разум его лихорадочно работал, но он никак не мог избавиться от ужаса и от наполнявшего его существо ощущения, что теперь все стало гораздо, гораздо хуже.

Он прошелся по вагону, а потом постучал в дверь спальни:

– Джейн. Нам нужно поговорить. Прямо сейчас, голубка.

– Зачем рассказывать Джейн? – запричитал Ван. – Я не хочу, чтобы она меня боялась. И Гасу не говори.

Джейн почти сразу вышла из спальни – в темно-синем платье, с идеальной прической, с безмятежным лицом. Гас шел за ней следом, держа под мышкой свои ковбойские книжки и дневник. Он окинул троих мужчин встревоженным взглядом, но останавливаться не стал.

– Я буду в своем купе, – сообщил он, как будто боялся, что о нем забудут и ему придется томиться там целый день, пока взрослые разговаривают.

Когда дверь за ним закрылась, Джейн чинно уселась, не глядя ни на кого из них. Не глядя на Бутча.

Ее прозрачная кожа ничуть не изменилась. И румянец щек, и округлость груди – прямо в эту минуту он так ясно мог представить себе ее обнаженную грудь. Но она словно задернула занавес, оставив за ним свою любовь, закрыла маской улыбку, заслонила огонь, так ярко горевший между ними лишь несколько часов назад.

Она не плакала, не злилась. Уж лучше бы она дала волю чувствам, потому что тогда он сделал бы так же. Но она просто сидела, погруженная в свои мысли, опустив голову, словно то был поникший бутон.

– Я рада, что он мертв. Если бы я стала это отрицать, то солгала бы. Он долгие годы превращал мою жизнь в ад. Но я должна знать, кто из вас его убил. А потом мы решим, как исправить вот это. – И она бросила на стол газету, которой они еще не видели.

Портрет Джейн, тот самый, что украшал бальный зал «Адриатики», был помещен между фотографиями Сандэнса и Бутча из циркуляров, которые агентство Пинкертона рассылало по всей стране. Над снимками тянулся крупный, набранный жирным шрифтом заголовок:

Занимательные приключения мадам Туссейнт и Дикой банды.

25

25