– Да. Их отец очень богат.

– Чьи это дети? – спросил Ноубл. Его голос звучал очень странно.

– Это Роланд и Аверелл Гарриманы, – выпалил Гас. – Но мистера Гарримана с ними нет. Так что вам нечего опасаться.

Ван, Сандэнс и Ноубл охнули, как будто он одним махом насадил их всех на шпагу и пригвоздил к стене.

Огастес развернулся и бросился прочь из вагона, не дожидаясь дальнейших вопросов или разрешения вернуться к друзьям. Ноубл за ним не пошел.

* * *

Джейн вошла почти сразу после того, как Огастес выбежал из вагона, но двигалась она медленно, кожа у нее казалась пепельно-серой, а пуговицы на вороте платья были застегнуты неправильно. В правой руке она сжимала газету.

– Джейн?

– Огастес… играет в карты с мальчиками Гарриманов, – сказала она. Она старательно не встречалась глазами с Бутчем. – В Солт-Лейк-Сити собираются построить новое депо для «Объединенной Тихоокеанской железной дороги». Первый камень заложат во время ежегодного июльского празднования.

– Двадцать четвертого июля. В этот день в тысяча восемьсот сорок седьмом году мормоны вошли в долину и решили: «Вот то самое место». – Ван поднял руку и понизил голос, изображая поворотный момент в истории Юты.

Улыбался он так широко, словно стоял на сцене, а зрители устраивали ему стоячую овацию.

– Гарриман едет этим поездом? – спросил Бутч.

Нервы у него были напряжены до предела. Ему хотелось подхватить Джейн, унести в спальню и целовать до потери сознания, хотелось поправить ей платье или вовсе стянуть его, но что-то было не так, совсем не так. Произошло что-то ужасное, и вокруг нее выросла стена, такая крепкая, что он не мог даже приблизиться.

– Не знаю.

– Вы не знаете? – переспросил он, не веря своим ушам, и от этого его слова прозвучали слишком строго.

– Я видела только Мэри и мальчиков. Но это уже не важно. Что сделано, то сделано. Гарриманы всегда были очень… добры к нам.

– Джейн? – произнес он. В чем дело? Он причинил ей боль? Прошлой ночью он забылся, поспешил, не подумал о ней? Он вдруг понял, что совершенно ни в чем уже не уверен.

– Прошу простить меня. Я так быстро собралась… я переживала за Огастеса. Кажется, я даже не причесалась. – Она провела рукой по лифу, расправляя платье, непослушными пальцами коснулась пуговицы, которую пропустила. А потом вошла в маленькую спальню, где Бутч провел лучшую ночь в своей жизни, закрыла за собой дверь и щелкнула засовом.

После этого мужчины надолго погрузились в молчание, и даже Ван не нашелся, что сказать. Когда официант принес завтрак, они в полной тишине взялись за него, потому что больше им нечем было себя занять. Бутч постучал в дверь спальни и позвал Джейн позавтракать, но она не откликнулась.