Лаклан хлопает меня по запястью.

— Давай нижнее веко.

Как только я хватаюсь за нижнее веко, по желеобразной белой поверхности стекает струйка крови, и я содрогаюсь. Трясущейся рукой мне удается захватить кожу щипцами, мой желудок скручивает и опять начинается рвотный позыв.

— Держи себя в руках, Ларк, — рявкает Лаклан, в его голосе столько же мольбы, сколько и приказа.

— Как?

— Подумай о Киану.

— Нет, не смей его впутывать.

— Блять, ладно. Дерьмо, — Лаклан ругается, а я утыкаюсь вспотевшим лбом в сгиб локтя. — Как, черт возьми, Слоан это делает?

— Просто представь, что это обычный шарик, — говорит Конор. — Или мармеладка «Trolli Glotzer» в виде глаза. Габс обожает такие штуки. Там внутри красный кислый сок.

Я снова давлюсь, когда Лаклан изрыгает поток ругательств, некоторые на ирландском, хотя я едва могу разобрать его слова из-за воющей сигнализации и стука сердца, отдающегося у меня в ушах.

— Не сравнивай с едой, придурок. Гребаное дерьмо.

— Да, отвали, Конор. Оставь моего мужа в покое.

— Ларк, ложку. Дай мне ложку.

Меня тошнит. Лаклан давится. Конор хихикает.

Мне удается взять себя в руки, чтобы схватить инструмент и сунуть его в руку Лаклана.

— Вытащи уже эту штуку, ради всего святого.