Светлый фон

Социальная дифференциация прослеживается не только в архитектуре и нравах горожан. Общая характеристика столицы дана Булгариным при сравнении Петербурга по социальному составу с другими русскими и европейскими городами: «Наша великолепная северная столица есть единственный город в мире, не имеющий своей собственной черни (populace) и своего собственного мещанства (bourgeoisie, Bürgerschaft). Вена, Берлин, Париж имеют свой собственный характер, свой, так сказать, особенный цвет, – нравами, обычаями и даже наречием своих мещан и своей черни. В Петербурге, по большей части, народ захожий из всех концов, не только России, но и Европы. Настоящая мещанская жизнь (Bürgerleben) ведется только между немецкими мастеровыми; но она не имеет своего собственного, отдельного характера, потому что эти мастеровые не из одной страны, а из различных уголков Германии. Русскую народную жизнь припоминают только в известные праздники Охта и Ямская»[1243],[1244].

Сетуя на переменчивость погоды в Петербурге, Булгарин, предвосхищая Козьму Пруткова, прибегает к шутливо многозначительным обобщениям: «Впрочем, Петербург именно город философский: каждую минуту припоминает вам непрочность и неверность всего земного и заставляет наслаждаться отдельно каждым лучом солнца, каждою каплею сухого воздуха»[1245].

Следует отметить, что такие общие характеристики города встречаются в произведениях Булгарина довольно редко. Чаще образ Петербурга предстает в газетных заметках, фельетонах и очерках в виде разрозненных бытовых деталей, присущих разным социальным слоям, и в виде оповещений о новых постройках, о различных технических, транспортных, фабричных и прочих начинаниях. Именно эти мелочи, а не банальные рассуждения об архитектуре и погоде, как мы уже говорили, характерны для его статей о Петербурге.

Кроме того, большинству очерков Булгарина свойственны сравнения города в разные эпохи, т. е. ретроспективный взгляд на Петербург и его быт. Писатель не только сопоставляет внешний вид разных улиц и участков города, но и столичные нравы конца прошлого века с настоящими, подчеркивая особенности высоковельможного барства екатерининского времени или «молодечество» военной эпохи царствования Александра. Говоря о маскарадах в доме Энгельгардта в 1830‐е годы, он неоднократно сравнивает их с маскарадами у Фельета в 1800‐е – маскарадами его юности, которые запомнились ему истинным весельем и непринужденностью.

Вообще исторические экскурсы характерны для очерков Булгарина. Очерк «Прогулка по тротуару Невского проспекта» построен как две серьезные экскурсии: ретроспективная (история возникновения Невского проспекта и построек на нем) и современная (описание магазинов и товаров, кондитерской Вольфа, трактира «Лондон» и пр.). В очерке «Дачи» он излагает историю происхождения дач в Европе, и в частности в Петербурге, делая проницательное наблюдение: «Вкус к дачам произвел новый город: летний Петербург», который имеет «особые нравы и обычаи»[1246]. А в «Мелочной лавке» он делает экскурс в историю лавок, утверждая, что они «настоящая петербургская оригинальность» и именно «первые мелочные лавки дали первую жизнь новому городу»[1247]. В «Русской ресторации» прослеживается путь питейных заведений от кабаков Древней Руси до современных петербургских трактиров, кафе и ресторанов, проводится сопоставление с подобными европейскими и московскими заведениями.