— Господи, как же мы все это съедим! — в отчаянии прошептала Юлька, ни жива ни мертва глядя в спину пожилому официанту, который уходил выполнять богатый заказ.

— Придется, Юлька, ничего не поделаешь, — улыбнулся Вадим, к своему удивлению, с удовольствием улавливая в ее отчаянии легкую примесь кокетства. — Тут правило такое: заказал — съешь до последней крошки.

— Они сошли с ума!

— Юлька, не кричи, дай людям послушать музыку.

Юлька, вся похолодев, огляделась вокруг. За соседними столиками ели, пили, курили. Над головами висело облако табачного дыма.

— Смотри, никто так много не заказывает!

— Это потому, что все они тут праведники. А мы с тобой грешники. Продали душу дьяволу и на вырученные деньги закатили пир. Здесь не много таких. Вон, кажется, один идет…

— Где? — испуганно спросила Юлька. — Он идет к нам? Зачем?

— Не знаю, сейчас увидим.

К их столику подошел мужчина лет сорока в черном, отлично сшитом костюме и, слегка поклонившись Юльке, обратился к Вадиму:

— Вы позволите, я приглашу вашу девушку на танец?

— Эту старую грешницу? — спросил Вадим.

Мужчина посмотрел на старую грешницу и кивнул:

— Можно?

— Конечно, только берегитесь, она вам вскружит голову на первой же минуте. Имею горький опыт.

— Чует мое сердце, не сносить мне головы! — рассмеялся мужчина и протянул руку Юльке, которая встала с видом приговоренной к смертной казни.

Откровенно говоря, Вадиму не очень хотелось, чтобы Юлька пошла танцевать с незнакомым мужчиной. Но ему любопытно было посмотреть на нее издали. И еще ему хотелось, чтобы на нее посмотрели другие, — щедрость, тоже продиктованная честолюбием (он это вполне сознавал). В сущности, он понимал, что это мальчишество, и мысленно посмеивался над собой: Юлька не была красавицей, и показать ее кому-либо из сидящих за этими столиками едва ли имело смысл, ее просто не заметят. А чистота, искренность, непосредственность, даже в том, как она молчит, разговаривает, ходит, смеется, — эти свойства Юльки, конечно, были не те, которые приковывают взгляды посторонних…

Вадим облокотился на столик, застеленный крахмальной скатертью, и, покуривая сигарету, наблюдал за нею. И первое, что бросилось ему в глаза, — это ее платье. Оно было слишком простенькое и, пожалуй, излишне строгое для ее возраста и никак не гармонировало с роскошной ресторанной обстановкой и вечерними туалетами людей за столиками. Вероятно, платье было сшито ее собственными руками. Завтра же надо будет купить ей приличное платье и все, что нужно к нему. Он мысленно представил себе, как она придет в ужас от его требования немедленно сходить в магазин, как потом покраснеет от скрытой радости и благодарности к нему… Вадим усмехнулся: глупо, конечно, но приятно; черт возьми… «Приятно…» — подумал он, на этот раз с усилием, пытаясь преодолеть что-то неприятное, что осело в нем, где-то на дне души, и исподволь вносило струйку горечи во все его ощущения…