— Я… я… устала… — пролепетала Юлька, не смея поднять головы, щеки ее полыхали огнем.

— Ну, как вы себя чувствуете? — спросил Вадим.

— Неважно, — признался тот.

— Пеняйте на себя. Я вас предупреждал из мужской нашей солидарности. — Он налил вина в большой бокал. — Это вам поможет.

— Слабая компенсация, — улыбнулся партнер, принимая бокал.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Вадим, — но ничего́ лучше придумать не могу. Попробуйте вы.

— Я придумал. Давайте выпьем за вас и за эту сердцеедку!

Они взяли бокалы, чокнулись с Юлькой. Она наконец-то подняла глаза. В них были непролитые слезы. «Пожалуй, завтра она ничего не расскажет своим подружкам», — подумал Вадим.

— За тебя, моя Юлька. Будь счастлива, — сказал он и озорно подмигнул, пытаясь развеселить ее.

Юлька посмотрела на него, улыбнулась. И… тоже подмигнула.

Было уже начало двенадцатого, когда они вышли из ресторана. Юлька к тому времени успела вновь обрести свою обычную форму, слегка поднарушенную было в начале вечера. Спускаясь по лестнице, она похлопала себя по животу и проворчала:

— Нажралась на целую неделю!..

Двое пожилых мужчин и женщина, поднимавшиеся в это время по лестнице, осуждающе покачали головами, явно шокированные ее жестом и словами. «Ничего себе молодежь…» — пробурчала женщина. Юлька спохватилась и запоздало прижала варежку ко рту. Вадим, слегка поотстав от нее, корчился от душившего его беззвучного смеха. На улице он громко расхохотался, уже не сдерживаясь.

— Юлька, я ищу слов и не могу найти, чтобы назвать тебя!

— А ты вон у той тетки спроси, уж она найдет, что сказать.

Вадим остановился на улице. Шел снег — крупно, пушистыми невесомыми хлопьями. Касаясь асфальта, они мгновенно таяли. Асфальт влажно блестел, в нем разноцветно светились огни уличных фонарей и неоновых реклам.

— Какой чудный вечер, Юлька! Смотри, звезды и снег. Разве не странно это? Подойди ко мне, Юлька.

Юлька подошла. Вадим взял ее за узкие, прощупывающиеся сквозь пальто худенькие плечи и сказал:

— Юлька, со мной случилось несчастье… Давно, уже целый год…