Светлый фон

— Не знаю… — сказала Юлька.

— Нет, я не врач, я… как бы это сказать…

 

…Квартира была заново отделана. Обставлена новой мебелью, стильной, со вкусом подобранной. Сказалось умение Любы. Она знает толк в вещах. На стенах — коврики с изображением оленей и рыцарских замков. Это уже Николай, ее второй муж. Можно легко представить, как все происходило. Николай приволок эти рыцарские замки, развернул перед нею и спросил: «Нравится? Красиво, правда?» Она не кинулась ему на шею, не захлопала в ладоши от восторга, даже не улыбнулась шире, чем улыбается всегда, даже когда ей бывает плохо. Просто она улыбнулась своей обычной, приветливой, но в общем ничего не выражающей улыбкой и сказала своим обычным ровным голосом: «Очень». Хотя это была неправда. И замок повесили на стену. Что же, в конце концов не обязательно, чтобы в каждом доме висела хорошая копия Пикассо. Для кого-то ведь предназначены эти олени и рыцарские замки. По крайней мере, они вносят в комнату уют — тоже не последнее дело в жизни. А Пикассо для этой цели не годится: слишком тяжеловесная роскошь. Ею не любят обременять себя ни Люба, ни ее муж. Кто знает, может быть, именно они-то и правы. На этот счет ведь нет никаких твердых установлений.

…Квартира была заново отделана. Обставлена новой мебелью, стильной, со вкусом подобранной. Сказалось умение Любы. Она знает толк в вещах. На стенах — коврики с изображением оленей и рыцарских замков. Это уже Николай, ее второй муж. Можно легко представить, как все происходило. Николай приволок эти рыцарские замки, развернул перед нею и спросил: «Нравится? Красиво, правда?» Она не кинулась ему на шею, не захлопала в ладоши от восторга, даже не улыбнулась шире, чем улыбается всегда, даже когда ей бывает плохо. Просто она улыбнулась своей обычной, приветливой, но в общем ничего не выражающей улыбкой и сказала своим обычным ровным голосом: «Очень». Хотя это была неправда. И замок повесили на стену. Что же, в конце концов не обязательно, чтобы в каждом доме висела хорошая копия Пикассо. Для кого-то ведь предназначены эти олени и рыцарские замки. По крайней мере, они вносят в комнату уют — тоже не последнее дело в жизни. А Пикассо для этой цели не годится: слишком тяжеловесная роскошь. Ею не любят обременять себя ни Люба, ни ее муж. Кто знает, может быть, именно они-то и правы. На этот счет ведь нет никаких твердых установлений.

— Ну, я пойду, Люба, — сказал я, застегивая пуговицы пальто. Затем вспомнил: — Да, я тут принес немного денег. Купи что-нибудь Галке. Я обегал несколько магазинов, но ничего путного выбрать не смог.