– Ми-Кель, – позвала она. Самка только моргнула, дернулась от нее на полшага, но тут же подползла ближе, то и дело припадая к земле.
Подобно изжоге к горлу Помоны начало подниматься раздражение. Может, она не так сильна в алкоголе, как йакиты, но вот так откровенно рассматривать ее утренние мучения было уже просто некрасиво.
– Ти-Цэ, – членораздельно выговорила Помона, так что каждый слог отозвался в ее голове маленьким взрывом. Должна же она понять,
Ми-Кель продолжала тупо пялиться на Помону… и ее лицо исказилось гримасой животной, кровожадной ярости.
Руки Помоны словно опустили в холодную воду; головная боль трусливо спряталась куда-то ей за уши. Помона судорожно протерла глаза, чтобы согнать с них ужасное наваждение, но лицо-рыльце до сих пор было перед ней, и все также выражало желание терзать и убивать.
Что на нее нашло? Неужели Ми-Кель только в присутствии Ти-Цэ делала вид, что Помона ей нравится, а теперь, когда супруга поблизости не оказалось, уличила удобный момент, чтобы избавиться от незваной гостьи?
Так это или нет, но Помона не надеялась утихомирить Ми-Кель разговорами. И даже почти не рассчитывала убежать.
Помона вскочила на ноги, но прежде, чем успела вернуться в палатку или броситься к ветвям, чтобы спуститься по ним вниз, Ми-Кель с бешеным воплем метнулась к ней. Ее крылья жестко взбивали воздух в липкую массу, которая встала у Помоны поперек горла, а огромные глаза вылезали из орбит. Она вцепилась Помоне в плечи и глубоко загнала когти ей под кожу. Ми-Кель подтягивала ее за мясо ближе к своей пасти, полной мелких острых зубов, не иначе как для того, чтобы перекусить шею.
Извержение головной боли, нестерпимая резь в плечах, хриплое хищное дыхание у самого уха – все смешалось в один галлюциногенный, бесконечный кошмар… Пока над плечом слетевшей с катушек Ми-Кель не возник еще один образ, который просто не мог принадлежать реальности, как и все происходящее с ней этим утром: перекошенное лицо ее провожатого.
Ти-Цэ схватил самку за волосы, намотал ее пряди на кулак и оттащил от Помоны, так что Ми-Кель от боли перекричала человеческого Посредника. Она еще пыталась удержаться за плоть женщины, но под натиском Ти-Цэ ее когти выскользнули, оставив Помоне на память глубокие кровоточащие раны. Помона упала на спину, а когда сумела привстать на локтях, ее ноги окатило горячими каплями крови до самых задравшихся юбок.
Ти-Цэ, мышцы которого от напряжения ходили под шкурой ходуном, поставил на спину самке опорную ногу и двумя рывками вырвал крылья. Окровавленные и изуродованные, они проделали свой последний полет до земли уже без беснующейся в агонии хозяйки.