Минуты текли как вода сквозь пальцы, а песня все тянулась и тянулась, обволакивая пространство вокруг. Помона любовалась покачивающимися в такт детьми, которые изредка отвлекались на светлячков и ловили их руками. Ее глаза налились слезами. Слегка дрожащими руками она вынула из складок мантии рисунок Иды, развернула его и с трудом сфокусировала плывущий взгляд на человеческой фигурке с треугольной короной на голове.

Когда ветер подхватил и унес последние слова песни, расчувствовавшаяся Помона пустила рисунок сестры по кругу, всей компании, чтобы его непременно увидел каждый. Йакиты с неподдельным интересом рассматривали человеческие каракули и кивали на ее сбивчивый рассказ о дне, когда они покинули Пэчр, о том, сколько ей оставили гостинцев, и о том, что ей так и не удалось напоследок увидеть отчий дом. Они не понимали ни слова, но рассказывала Помона так сердечно, что никто не решался ее прервать.

Интерес к рисунку, выведенному человеком, проявили и дети, а когда один мальчик подполз на доступное для рук Помоны расстояние, разрыдавшийся Посредник заключил его в объятия. Это позабавило йакитов, но стоило Помоне спросить Ти-Цэ, можно ли будет станцевать и ей, он мягко дал понять женщине, что ей пора спать. Она возмутилась и воскликнула, что никуда в разгар веселья не пойдет, но в следующую минуту беспомощно привалилась к нему и засопела.

Вся компания бесшумно поднялась в воздух, позволив Ти-Цэ без помех встать. Они понимающе покивали ему, когда тот взял на руки спящую гостью и откланялся. Ми-Кель подобрала мантию Ти-Цэ, уложила на плечо, будто то был уютный плед, и полетела следом за супругом к загнившей аллее.

10

10

Помона не могла вспомнить, как оказалась в палатке, но раз и навсегда уяснила, что градус в алкоголе йакитов был для нее слишком высок.

Она проснулась от страшной головной боли, и предпочла бы снова забыться сном, если бы не мысль об утреннем персике с древа Ти-Цэ и Ми-Кель. Помона не сомневалась, что все недуги оставят ее в покое с первым же куском чудотворного фрукта.

С титаническим усилием Помона сумела сесть, и весь мир тотчас же заплясал вокруг нее хоровод. Перед тем, как сделать следующее движение, Помона придержала голову, чтобы ее осколки не посыпались ей на колени. Она выползла из палатки на корячках, шепотом подбадривая себя на новый шаг. Слабый свет раннего утра ударил по глазам и тут же отозвался саднящей болью в затылке. Она выдохнула, подняла глаза и с трудом разглядела того, кто сидел на ветви.

Это была Ми-Кель. Помона поблагодарила небеса за то, что йакиты не спят, и тут же прокляла их, когда не обнаружила в руках у самки персиков. Вместо того, чтобы скорее избавить Помону от страданий, она сидела у ствола и разглядывала ее с полоумным видом так и эдак, как если бы увидела впервые.