– Я не знаю, что это было за судно, – ответил Кармоди. – Когда лет двадцать назад я впервые обнаружил этот маленький желоб, кости уже торчали. Железные ребра – значит большое и древнее. Думаю, жертва землетрясения шестьдесят четвертого – только очень большая волна могла загнать лодку с такой глубокой осадкой в такой мелкий желоб.

Стюбинс кивнул, мрачно соглашаясь, затем продолжил свою морскую историю:

– Я отпихивался от работы на яхтах, считая это делом для слюнтяев, как и вы. Я несколько месяцев проторчал на восточном побережье в поисках подходящего судна – работал по большей части на вилочных погрузчиках. Это дело мне нравилось еще меньше, чем сгребать бульдозером мусор, – не просто нудно, но еще и опасно. Большие неуклюжие контейнеры все время норовили опрокинуть вилочник. За полгода я стал седым как пепел. Потом в Чарльстоне, в одно прекрасное воскресенье, я увидел в разделе вакансий объявление о том, что на историческом судне кому-то нужен капитан на замену, закончить «исторический круиз» вокруг мыса Горн для богатых музейных кураторов – потом такие туры стали называть «яхтой-фантазией»… им нужен был молодой капитан на замену, желательно из Новой Англии и с аристократическими корнями. Тут до меня дошло, что, если я настроен на морскую карьеру, придется менять свой образ. На последний доллар я купил в благотворительной лавке общества «Сент-Винсент-де-Пол» подержанную фуражку яхтсмена и блейзер, заявился в таком виде на яхту, и они сразу меня взяли. Там было даже имя на грудном кармашке: «Капитан Г. Стюбинс». Но дело решила преждевременная седина, так я всегда подозревал. Я выглядел как настоящий янки-яхтсмен, хотя ни разу в то время не касался паруса.

– Пришлось вам, наверное, понервничать, – предположил Кармоди.

– Маленько да. Я приказал старпому поставить нас на дизель, а сам пошел вниз как бы отдыхать перед завтрашними тяготами открытого моря. Всю ночь я пил эфедриновый чай ма-Хуанг и пытался усвоить хоть что-то из старых «Основ парусной навигации» Бладсо. Наутро, встав к штурвалу, я едва смог бы отличить один шкот от другого, не говоря о тросах. К счастью, команду набрали из опытных португальцев. Они почти ни слова не понимали по-английски, а потому мало обращали внимания, какие команды я им там выкрикиваю, – они продолжали себе делать то, чем с успехом занимались последние три месяца и три тысячи миль. Они поняли, конечно, что я прикидываюсь, но ни разу ничего не сказали. А миллионеры-испанцы радовались больше некуда. Прежний шкипер, очевидно, был в некотором смысле реинкарнацией капитана Блая[64]: требовал от команды надлежащей военно-морской формы в любую погоду и запрещал брататься с пассажирами. Когда мы проходили тропики, матросы возились с оснасткой уже без всякой формы и вообще почти без одежды, а братание разгорелось адским жаром. А когда мы огибали Горн, я, черт побери, умел ходить под парусом! С тех пор я все время с парусами, а мой дом переезжает из одной капитанской каюты в другую. Кстати говоря, – Стюбинс снова заслонил глаза ладонью, вглядываясь в заросший кустарником берег, – вы утверждаете, что на берегу этой миниатюрной бухты расположена ваша резиденция?