Ответом ему был тонкий визг ветра. Айк снова вытянулся под сиденьем, подальше от этого воя. Не считая обдирающей жажды, ему было вполне удобно. Дно лодки высохло, как и одежда. Каждые несколько минут он менял рулевую ногу и держал корму точно по ветру. Если ураган не поменял направление, лодка двигалась к берегу, хотя, скорее всего, немного в сторону. Тут ничего не поделаешь. Идти против такого ветра, особенно задом наперед, было бы пустой тратой бензина. Оставалось только держаться этого курса, пока не взойдет луна или не наступит день.

Перед самым рассветом он услыхал пустой кашель мотора и стащил с лица защитную шерстяную маску. Быстро раскрутил синие провода. Мотор продолжал кашлять. Черт. Значит, синие работали только для зажигания. Их нужно было раскрутить сразу после того, как мотор завелся. За это время соленоид, наверное, уже изжарился. Надо срочно добавить в бак бензин – до того, как мотор окончательно заглохнет! Зажав фонарь зубами, Айк умудрился капнуть в бак достаточно топлива, чтобы спасти умирающий двигатель. Затем сделал воронку из морского якоря и вылил в бак все, что оставалось в канистре. Ветер был таким сухим и холодным, что Айк не почувствовал запаха бензина, пока не повалился обратно на дно плота.

Когда мрачная простыня нового дня начала расстилаться в воздухе, Айк расслабил парку, стащил с лица кристаллизованную шерсть и огляделся. Не изменилось почти ничего: ветер все так же обстреливал воду испепеляющим ледяным огнем. Мотор все так же взбивал ее на скрипучем реверсе. Вид с каждой из четырех сторон открывался такой же, как и с трех других.

– Ладно, – сказал Айк рассвету. – Дальше что?

Он посмотрел на часы. Они утверждали, что день все еще вчерашний (то есть уже позавчерашний), секундная стрелка остановилась. Он подумал было снять бесполезный хронометр и бросить в зубы ветру, просто чтобы показать характер. Но вдруг придет время, когда ему понадобятся эти часы (время придет, а то) для наживки или обмена? Он снова натянул на лицо шапку, лег на дно и принялся смотреть сквозь хрустальное плетение на этот чертов рассвет в синем синем синем.

Синий рассвет помог отцу Прибилову осознать, что он простоял на коленях всю ночь. Он хрипел, бормотал и не чувствовал своего тела ниже пояса. Распустив набожный узел, в который сложились его пальцы, он ощупал голую ногу. Она была холодна, как бурая водоросль, ничего не чувствовала и покрылась каплями влаги. Что за глупость, Саймон-простофиля[108]: молиться всю ночь о благословенном зрении – на холодном полу, на старых коленях – и, конечно же, получить наконец то, на что не жаль посмотреть, да? Онемевшие ноги, протекающий мочевой пузырь и эти дурацкие глаза, не ставшие лучше даже на горчичное зерно! Все та же нечестивая мазня.