И тут он увидел кальмара.

Томми Тугиак-старший обнаружил тело, когда отпер кладовку, чтобы посмотреть, не припрятаны ли среди бинго-призов пра батарейки для фонарей. Они уже стали дорогим дефицитом, ибо люди сообразили, что нужно запасаться электричеством. Томми не видел причин делиться родовыми сокровищами с круглоглазыми.

Углядев это на полке, Томми принял его сначала за большую резную куклу, приз гипотетическому бинго-суперчемпиону. Оно совсем высохло. Даже подпалив вместо факела свернутую карту для бинго, Томми не понял, что это за фигня. Потом он разглядел чайные пакеты: сотни, черные и зеленые, скрученные парами и разбросанные повсюду – высыхать мрачными комками, как недолговечные твари в приливных лужах, что заканчивают свою жизнь после единственного любовного экстаза. Запаха не было – кукла, очевидно, высохла, как и чайные пакеты, – но, выбираясь из кладовки, Томми-старший все же зажал нос рукой, так глубоко было его потрясение.

– Пусть этим занимается Младший со своими проклятыми псами.

Оттого и вышло, что старого беспомощного священника обнаружила делегация этих самых проклятых псов, явившаяся в церковь просить доброго батюшку провести отпевание. Он все так же лежал на спине, лицом к окну и выжидательно молился. Услыхав стук, он прервал молитвы и повернул голову туда, откуда раздавались голоса. Пока они говорили, он улыбался и кивал. Они все говорили и говорили. Голос Томми Тугиака-младшего объяснял:

– Обычно, отец, это делает наш президент, но сейчас, видите ли, это и есть наш президент.

Как вдруг, без всякого предупреждения, отца Прибилова стало рвать, и густая глина желчи, перемешанной с листерином, потекла у него по подбородку. Они отнесли его в ванную, где он закончил это дело над раковиной, затем нашли кварту молока, еще не успевшего скиснуть. Согрели воду на бутановой горелке, обтерли батюшку полотенцем, отыскали смену чистого белья. Он благодарил каждого по имени, ориентируясь по голосам, пытался дотянуться до их рук. Псы сочли, что старый ворон держится еще довольно бодро, с учетом обстоятельств. Ехать в больницу он отказался наотрез.

– Ну как же, отец, – умолял Томми-младший, – пожалуйста, ради Бога.

– Помоги мне лечь в кровать, если можешь, Томас, – прокаркал батюшка. Его горло было теперь таким же ободранным, как и глаза. – Со мной все в порядке. Отпевание. Этот усопший, о котором вы говорите? Он был католик?

– Он был итальянец, – ответил Норман Вон.

– Понятно. Мне не добраться до города, но, если вы принесете останки сюда, я сделаю, что могу, чтобы провести соборование.