Она заметила миссис Херб Том: та сидела на ящике у открытой двери «Херки». Тоже интересный Брат во Псах. На плече этой маленькой женщины с острым подбородком висела поверх куртки большая кобура – куда более сильный знак принадлежности к власти, чем лого «Чернобурки» под нею на самой куртке. Миссис Херб Том встала и помахала джипу:

– Эй, Алиса, что тебе сказали часы?

– Одиннадцать сорок пять примерно, – притормозив, ответила Алиса.

Миссис Херб подошла поближе, топая ботинками со стальными носами.

– Ты к доктору Невсебеку? Да, новости сейчас никому не помешают. – В грубоватом голосе женщины чувствовалось смущение и зависть. – Если будет хоть что-то из внешнего мира, мне бы очень хотелось знать. Любую чепуху.

Алиса заверила ее, что непременно сообщит – что угодно, каким угодно способом, – и поехала дальше, качая головой. Хоть что-то, какой бы абсурдной ни была новость, каким бы нелепым ни казалось это желание. Отчаянные попытки установить контакт с внешним миром – еще один способ уследить за временем, что старается сделать каждый. Да, время было долгой и приятной игрой, но, как думалось теперь Алисе, эта игра окончена вместе с концом универсальных гринвичских сигналов. Когда явился этот болт среди ясного неба, все рулившие игрой-временем судьи-хронометры встали как вкопанные, чтобы никогда уже не сдвинуться с места. Остались старые механические трудяги, вроде тех, что видны в окно мисс Айрис. Они тоже встанут, но их можно будет завести снова, хотя откуда нам знать, какое выставлять время? И есть ли смысл, если игра окончена? Если и есть, то не больше, чем в обрывочных посланиях Радиста. Очевидно, и сигналы времени, и ток-шоу в Куинаке, в этой странной маленькой щели на удаленном краю света, очень скоро станут прошлым – перспектива привлекательная и ужасающая одновременно. Как заметила Дельфийская эскимоска сегодня утром, когда они допили последнюю банку диетической пепси-колы: «Теперь только вверх и все под горку».

Когда мотор наконец полопотал напоследок и затих, Айк заметил, что и у ветра, похоже, кончается топливо. Резкий свист смягчился, а ледяная картечь ужалась до размера пуль от духового ружья. Во рту, правда, стало еще суше. Никогда в жизни он не чувствовал такой жажды. Язык – точно сушеная вобла. Порывшись в Грировом мешке, он нашел тюбик зубной пасты с ароматом рома – черного ямайского. Для пересохшего языка ром ничем не отличался от зеленой мяты, но паста все же чуть смягчила потрескавшиеся губы, и во рту появилось немного слюны.

Айк опустил морской якорь, чтобы лодка не болталась без руля по водам. Так и есть, ветер стихал. Волнение, однако, наоборот, усиливалось. Та самая вверх-вниз зыбь, которую он видел в бухте, только во много раз мощнее. Ярко-синие пики волн вздымались теперь на десять-пятнадцать футов над темными впадинами, но не похоже, чтобы вода куда-то двигалась – она только прыгала вверх-вниз. Ни опасных бурунов, ни гребней. Сухой ледяной холод тоже быстро смягчался. Смотри, подбодрил себя Айк, все не так плохо.