Целый район исключительного матриархата, который не трогала ни одна организация из большой тройки — таков был сложившийся в городе патовый нейтралитет. Своеобразная система связей и противовесов в Джакарте обеспечивала Сестричкам защиту со всех сторон… не считая той, которую они организовывали себе сами. Сестрички могли за себя постоять.

Правила гласили:

• Не заходи на территорию без приглашения.

• Не нарушай законы гостеприимства.

• Соблюдай этикет.

• Будь благоразумен и щедр.

• Если ночью на улицах ты видишь Старшую Сестричку в роскошном саронге и с красными браслетами на руках, можешь или поклониться и уйти, или оплатить ее время. Без оплаты не тронешь ее и пальцем — иначе потом этого пальца у тебя не окажется.

Старшие Сестрички продавали в Джакарте один из самых распространенных по всему земному шару товаров.

Удовольствие.

В квартале Раанда, который служил и местом работы, и домом для всех Сестричек, на постоянной основе не жил практически ни один мужчина: община любовных жриц состояла только из женщин или — в совсем малом количестве — юношей-коллег. Почти каждая из них умела за себя постоять, а кто еще не научился или уже не мог — ту оберегали другие. Целое сестринство опасных женщин с круговой порукой… под руководством Госпожи.

Садаф встречает их на широком крыльце главного дома. Она размашисто курит, разговаривая с другими Сестричками: широкие жесты, экспрессивное лицо, мундштук-трубка, то и дело расчерчивающий воздух, когда она особенно эмоционально взмахивает рукой. Но первое, по чему Рид узнает ее издалека, — ярко-красные губы, длинные красные ногти и красный многослойный саронг. Все это превращает ее в яркое, хищное пятно среди девчонок в светлых платьях.

— Эйдан Рид! — заполняет улицу ее приветственный крик, когда Боргес и Рид вылезают из машины. — Я уж думала, состарюсь и лягу в гроб скорее, чем снова тебя увижу!

Рид радостно ковыляет в сторону главного дома. После того как окончательно схлынул адреналин, ему приходится закинуться обезболивающим — все тело ломит нестерпимо — и посетить бабку-лекаря. Та обещает, что жить он будет, а хромота пройдет, как только спадут отеки от ушибов, — ничего у него не сломано. Ну, может, только пара трещин в ребрах. И сотрясение. И…

— Выжил только благодаря желанию тебя увидеть, — бессовестно врет Рид. — Вот били меня, били, а я все тебя вспоминал и думал: эх, вот бы еще раз увидеть Госпожу, и ничего в жизни больше не надо…

— Все такой же подлиза, да? — смеется Садаф, и ее смех похож на землетрясение в Гималаях.

Расцеловав Рида в обе щеки — и наверняка оставив красные помадные следы, — она крепко берет его за плечи и обещает: