Но никогда никого не убивал.
— Я себя не оправдываю, — зло бросает ему Кирихара через плечо. — Она выстрелила бы в голову, и ты это, твою мать, прекрасно знаешь.
К черту! Будто бы Кирихаре нужно его понимание. Кирихара лажал ужасно, и Кирихара знает о своих косяках, как никто другой. Его это бесит, бесит, бесит. И еще его бесит, что какой-то мудак решает, что разбирается в нем лучше, чем его собственный психотерапевт.
— А, как скажешь, — истекает ядом Рид. Нестерпимо жжется посмотреть придурку в глаза и, возможно, дать с кулака в тот глаз, который еще не подведен фингалом.
Кирихара прикидывает: у Рида нет причин в него стрелять… ну, кроме объективных. Нет же? Он медленно разворачивается и утыкается взглядом в дуло. Рид стоит над ним, упершись одним коленом в кровать, и остро вздергивает брови.
— Что такое? Резко осмелел?
Кирихара стискивает кулаки.
— Да ладно, — кривится он. — Ты можешь считать меня кем угодно, Рид. Что из этого правда, а что нет, я сам о себе знаю. Но знаешь что? — Они смотрят друг другу в глаза. — Хватит бегать за мной по всему городу, обзываясь, как обиженный пятиклассник.
Слабый голос внутри напоминает, что если конкретно в этот момент Рид решит перестать бегать за Кирихарой по всему городу, то Кирихара останется совсем один и вторая церковная экспедиция, отправленная Эчизеном за ним, до него, живого, может попросту не добраться. Ты правда трус, говорит голосок, ты правда крыса. Извинись, извернись, приспособься — ты это умеешь. Самое время.
— Или хотя бы придумай что-нибудь новенькое. Хвастовства-то было, — давит из себя насмешку Кирихара наперекор этому голоску. — Я думал, ты креативнее.
Этот выпад раскрашивает лицо Рида краской азартной запальчивости:
— Так давай я кину тебя здесь? — Его абсолютно не смущает перемена в композиции: не затылок — так лоб, и второй рукой он снимает пистолет с предохранителя. Двойной щелчок прямо перед лицом бьет по нервам. — Только переломаю тебе ноги сначала. Полежишь, подождешь, пока придет кто-то уверенный, что и Деванторе ты тоже всучил подделку.
С одной стороны, это абсолютно не в духе адекватного Рида — неоправданная жестокость. С другой — Кирихара понимает, что, скорее всего, последние пару суток Рид слегка далек от себя адекватного.
— Если это цена за то, чтобы больше не выслушивать твои обвинения, — цедит Кирихара, — то будь так добр.
Рид открывает рот, чтобы что-то ему сказать, и Кирихара успевает закатить глаза, с лету предугадывая очередной оскорбительный пассаж:
— Да-да, я трусливый щенок, неблагодарная дрянь, да, это мы уже слышали.