Дейна через плечо посмотрела на неё и мысленно охнула. Рясы жрецов Богини-Матери везде были одинаковы.

— Да это господина, — Дейна ткнула ложкой в сомкнувшиеся губы нага. — Испачкалась и промокла, так что я её сняла.

Несколько секунд тётка тупо пялилась на тряпку, а затем охнула, прижала её к груди и широко раскрытыми глазами уставилась на гостя.

— Мать-Божиня! Да как же я так… без почтения… Ох, стыд-то какой…

Женщина засуетилась, всплеснула руками и бросилась на колени перед кроватью.

— Господин… Отец, простите дуру, не признала по лицу! Да и как признать! Стыд, но жреца видим по разу в год. За тридцать вёрст ездим!

— Стыд твой пустой, дочь моя.

Дейна изумлённо захлопала глазами. Перевоплощение было мгновенным!

Ссадаши смотрел на коленопреклонённую женщину спокойно, с благостной улыбкой на устах. Протянув руку, он тонкими дрожащими пальцами очертил на её лице благословляющий знак.

— Ты помогла мне в беде, дала нам приют.

— Так из-за сребролюбия-то дала…

— Богиня награждает людей за труды их. Да и душа у тебя чистая и искренняя, а за те грехи, что есть, та сама себя в тайне ругаешь и каешься.

Тётка Вала растроганно заморгала.

— Так и есть! В нутро смотрите, отец! Ох, вам же худо! — спохватилась она. — А я терзаю вас. Молочка сейчас принесу. И мёду! Мёду! Мёд хорош при любой хвори! Богиня вас не оставит, а я подмогу в божеской милости. И как же вас угораздило?

— Ездил с поручением от столичного храма и на обратном пути по незнанию ягод ядовитых отведал. Благо не один был, а то пришлось бы Богине принять меня до срока.

— И то прав… — тётка посмотрела на Дейну и осеклась.

— Хранительница моя, отряженная от храма.

— Так женщина же…

— Увы, наёмники грешат много в пути, — Ссадаши печально вздохнул. — Пьют, кутят, с ветренными неверную связь имеют… Беспокойства много от них. То ли женщина-хранитель. С вином не балует и господина своего неверными связями не порочит.

— И то верно, — расцвела тётка. — А наш-то жрец… который за тридцать вёрст… от баб шарахается. Вот я и…