Ее пальцы заскользили по экрану айфона, будто гоняясь за зомби из прошлого в стремительной игре-стрелялке. Щеки ее порозовели. Ничто так не разжигало мою любовь к ней, как воодушевление, с которым она играла в придуманную нами игру.

— Нашла! Так, сейчас будет интересно. Скажу тебе, что за письмо такое. Это письмо Ланфранко Масса, написанное им 11 мая 1610 года Маркантонио Дориа. Найдено в государственном архиве Неаполя среди бумаг Дориа д’Ангри, часть вторая, fascicolo[35] № 290, отдельные листы под номерами 9 и 10. Записываешь? Не хочу, чтобы твои читатели решили, что мы тут просто сидим и выдумываем. Все, что мы говорим, — правда. Пусть сами проверят. Вот нужный нам отрывок. Цитирую: «Намеревался на сей неделе послать вам портрет святой Урсулы, — пишет Ланфранко Масса. — Вчерашним вечером, дабы увериться в том, что краска высохла перед дорогой, я положил картину на солнце, но оттого краска потрескалась малую толику. Прежде чем отправить вам полотно, думаю справиться о порче у Караваджо. Синьор Дамиано лицезрел картину и был весьма впечатлен, как и все, кому я ее показывал». А в конце письма, там, где бумага, к сожалению, повреждена, Масса упоминает другую картину Кар — многоточие, — которую он должен подготовить к отправке. Он добавляет, что этот Кар — друг Маркантонио. Теоретически речь может идти о художнике Баттистелло Караччоло, тоже работавшем в Неаполе в то время. Но судя по контексту, более вероятно, что Масса говорит о другом холсте Караваджо. Вот она, наша картина, Илья.

— Но выходит: Караваджо тогда еще был жив.

— Ему недолго оставалось. Письмо, в котором Деодато Джентиле сообщает Шипионе Боргезе о смерти Караваджо, датировано 29 июля 1610 года, двумя месяцами позже. Заговор требует подготовки. Нужно было написать в Рим и на Мальту. Почта в те времена работала медленно. Убийцы должны были добраться до Неаполя. Дождаться подходящего момента. Судя по всему, Деодато Джентиле все приготовил еще в мае 1610 года. Он уже связался с Маркантонио Дориа, чтобы организовать перевозку картины, которую собирался присвоить, в Портовенере с помощью Ланфранко Масса, агента Дориа. Доказательство тому — это письмо. Вдобавок после «Святой Урсулы» не появилось никакой другой картины Караваджо, которую можно было бы переправить на север. Это должна быть «Мария Магдалина». Другого варианта нет.

— Маркантонио Дориа был коллекционером? — спросил я.

— Одним из крупнейших. Настоящим знатоком. Он, по сути, превратил свой дворец в академию и мастерскую для многих художников, которых знал лично.