— Напомни историю про «Марию Магдалину», которую недавно обнаружили в нидерландской частной коллекции, — попросил я.

— Это «Мария Магдалина» в экстазе, которую моя коллега Мина Грегори ошибочно приняла за ту картину, о которой мы говорим. Почему ты спрашиваешь?

— Разве на ее оборотной стороне не было найдено послание семнадцатого века?

— Да, и еще сургучная печать римской таможни. Тоже семнадцатого века. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Это явная подделка, об этом мы уже говорили. Too much proof to be convincing[36].

— А не может ли эта подделка принадлежать к тому же периоду? — спросил я. — Подделка, изготовленная по приказу Маркантонио Дориа?

— Илья, ты гений! Это шедевральный сценарий. Чтобы очистить от подозрений свою спрятанную, запятнанную виной картину и ввести ее в общество, он умышленно ввел в оборот другую версию последней работы Караваджо. Как громоотвод. Это объясняет, почему подделка столь высокого качества: потому что обманула даже такого эксперта, как Мина Грегори. Это послание и печать можно запросто отнести к тому периоду, так как они были изготовлены в семнадцатом веке.

— Он надеялся перевезти свою прекрасную картину из тайника в Портовенере в Геную, как только подделку примут за оригинал. Но этого так и не произошло.

— В 1651 году Маркантонио Дориа внезапно умер, — добавила Клио. — Видимо, он просто не успел реализовать свой план.

— В момент его смерти картина по-прежнему хранилась в Портовенере. Но об этом никто не знал.

— У нас есть сюжет! — победоносно воскликнула Клио. — Последняя картина Караваджо, автопортрет в образе Марии Магдалины, спрятана в замке Дориа, там, на противоположном берегу, в Портовенере. Вообще-то, если подумать, это абсолютно точно. Осталось лишь ее найти. Знаешь, Илья, кажется, я почти поверила в это.

7

Забронировав моторку, мы отправились переодеться для поездки в город. Когда мы были готовы, оказалось, что депрессивный паромщик уже забыл о нас. Пришлось выудить его из бара, после чего он с явной неохотой приступил к своим обязанностям.

— Теперь это моя любимая игра, — сказал я, когда лодка вышла в залив Специя и направилась к густо населенному прошлым берегу.

— Какая игра? — спросила Клио.

— Поиски последнего Караваджо. Спасибо, что научила меня ей.

Она поцеловала меня.

— Это тебе спасибо. Ты отлично в нее играешь.

— Благодаря писательскому труду я осознал, как важны истории. А благодаря тебе понял, что находиться в любовных отношениях как раз и значит вместе сочинять историю.

— Любовные отношения? Это ты о нас? Как мило!

— Да, это и впрямь слишком чинное определение для такого взрывного романа, как наш, — ответил я.