Я понимаю, что мою речь можно истолковать и так, будто я упрекаю тебя в наивности, потому что ты продолжаешь творить новое. Но уверен, ты понимаешь: я вовсе не то имею в виду. Еще я думал, в чем между нами разница. Ты, как все большие художники, любишь материал, с которым работаешь. Ты живешь в языке. Ты питаешься словами, как другие — едой и водой. Ты дышишь предложениями. Язык для тебя так же осязаем, как бронза для скульптора. Именно любовь к материалу, с которым они работают, мотивирует художников не останавливаться и продолжать творить. Ты играешь, когда пишешь, потому что тебе приятно придавать языку новые формы, лепить из слов образы. Тебе приходится искать решения все новым формальным проблемам, и это держит тебя на плаву. Теофиль такой же. Он продолжает снимать потому, что обожает копаться в самодельных камерах, возиться с проявителем и закрепителем, играть со взрывающимися фотонами. Я вам завидую.

Я не таков. Для меня материя, с которой приходится работать, скорее препятствие, помеха, ограничивающая мои замыслы. Я не играю, когда снимаю. Напротив, досадую, что реализация моих замыслов искажает и опрощает их. То, что ты ни разу не видел меня с камерой, неслучайно. Я даже не мыслю кадрами. Мне важны идеи, и чем я старше, тем важнее они становятся. А идеи подпитываются тем, что я читаю и смотрю плоды чужого творчества, а когда сам пытаюсь что-нибудь сделать, они просачиваются у меня между пальцев. Может быть, эти слова прозвучат странно, но по отношению к моим идеям будет честнее отказаться от их реализации. Однако это означает, что я не вправе и дальше называть себя художником.

Я потрясенно молчал.

— Не знаю, что и ответить, — наконец произнес я. — Это все очень неожиданно. И что теперь?

— За меня не беспокойся, — заверил меня Марко. — Повторю: я воспринимаю это как зрелость. Я продолжу читать и смотреть, а вот деньги буду зарабатывать иначе. Да на документальном кино и не заработаешь. Уверен: для вашего фильма о туризме вы без труда найдете другого режиссера.

— Без тебя я этот фильм снимать не хочу. — Я говорил совершенно искренне.

Он улыбнулся.

— Ты еще передумаешь.

— Нет. Я серьезно.

— Главное — что выйдет твоя книга. Тогда вся работа, которую мы проделали вместе, окажется ненапрасной. Если мне удалось внести в твою книгу хоть какой-то вклад, я буду этим гордиться.

— Конечно, удалось, Марко. И я тебе благодарен.

Когда я рассказал Клио об этом разговоре в придорожном ресторане и о решении Марко, она сказала:

— Какой удивительный человек! Он все понял. Хотела бы я, чтобы его примеру последовали и другие художники.