— В высшем руководстве, — уточнила она, — и даже при неравной пригодности к должности.

— Само собой разумеется — при неравной пригодности, — обронил я.

К счастью, шутки она не поняла. Трудные переговоры завершились.

Я показал новый вариант декларации Пательскому, который, осознавая крайнюю срочность дела, в качестве исключения принял меня у себя в номере.

Прочтя мою вымученную прозу, он рассмеялся.

— Вот что получается, — сказал он, — когда поэт вынужден столкнуться с несговорчивой реальностью.

Я объяснил, что лежащий перед ним текст — результат нескольких болезненных компромиссов. Он ответил, что понимает и не хочет ничего усложнять, но по стратегическим соображениям считает благоразумным подчеркнуть в тексте, что протест является единогласным и солидарным. Кроме того, ему представляется важным заострить внимание на философском принципе, согласно которому руководящая должность всегда предполагает ответственность за подчиненных. Не по душе ему было и право на свободу предпринимательства, и я стал умолять его принять эту оговорку, раз уж она является ключевой для двух других сторон. Это Пательский понимал, но подписать текст в таком виде отказался. Поломав голову, мы пришли к еще одному компромиссу: в текущей ситуации, за отсутствием альтернативы, мы уважаем право на свободу предпринимательства. Особого восторга от этой фразы Пательский не испытывал, но готов был стерпеть.

С новым текстом я вернулся к Большому Греку. Того не обрадовала внесенная Пательским поправка к его поправке. Мне удалось умаслить его формулировкой «за отсутствием возможной альтернативы». Однако главной помехой оказалось дополнение Альбаны об усилении позиции женщин. Прежде чем он успел завести пламенную речь о неполноценности женского пола, я указал ему на оговорку «даже при неравной пригодности» и попытался внушить ему, будто эта фраза подразумевает, что неравная пригодность гарантирована. Он согласился, но пожелал закрепить эту интерпретацию черным по белому, добавив к формулировке характеристику «гарантированная».

Я вернулся к Пательскому. Тот возразил против описания альтернативы как «возможной» и предложил заменить ее на «существующую». Я понимал его мысль, но предчувствовал, что для Большого Грека она окажется неприемлемой. Устав от переговоров, я предложил классический компромисс: сохранив и козу, и капусту, оставить обе характеристики. Затем Пательский, поразмыслив, решил, что неэтичность решения, против которого мы протестуем, следует обозначить четче. Дабы избежать очередного раунда переговоров, я предложил ему внести в текст личную оговорку наподобие той, что сделала Альбана.