На этом я закончил предварительный обстрел. Это было самое легкое. Таких кучерявых фраз я мог накрутить еще сотню, но сказанного мне показалось достаточно. Теперь следовало перейти к делу.

— До моего сведения дошла весть о том, — продолжил я, — что недавно было решено освободить от должности господина Монтебелло, мажордома, отдавшего целую жизнь верной службе гранд-отелю «Европа», и назначить вас, господин переводчик, главным управляющим отеля. Я хотел бы сказать, что понимаю, поддерживаю и ценю это справедливое и необходимое решение и хотел бы от имени всех постоянных обитателей гранд-отеля «Европа» поздравить вас, господин переводчик, и пожелать вам удачи на этом месте, хотя и понимаю, что в действительности поздравлять следует отель, его постояльцев и самих себя.

Я ожидал, что эти слова вызовут у моих собеседников по меньшей мере благодарную улыбку, но лица обоих оставались каменными. Нельзя было позволить этой невозмутимости пошатнуть мою и так искусственно поддерживаемую веру в себя.

— Однако сие отрадное событие, — продолжал я, — повлекло за собой недоразумение, которое беспокоит меня и всех постоянных гостей отеля и которое, как нам кажется, требует элегантного решения. Я говорю о судьбе господина Монтебелло. Хотя я понимаю, что, управляя таким большим отелем, как наш, вы не можете себе позволить руководствоваться сентиментальными соображениями, я хотел бы указать на то, что ваше решение причинило господину Монтебелло глубокое горе, что для него должность мажордома была не работой, а призванием, придающим смысл жизни, и что, уволив его, вы отняли у него все самое дорогое.

Переводчик переводил, а господин Ванг слушал. Он смотрел на меня, но молчал. Я решил задействовать неожиданное оружие — честность, хотя по стоическому лику владельца невозможно было оценить вероятность успеха.

— Судьба господина Монтебелло тревожит меня, — признался я, — ибо я считаю его своим другом и уже поэтому не смогу простить себе, если хотя бы не попытаюсь обратить ваше внимание на его горе. Все постоянные гости гранд-отеля «Европа» привязаны к мажордому и будут глубоко сожалеть о его уходе. Мы пробовали составить совместное заявление об этом, но не смогли найти устраивающую всех формулировку. Ведь мы европейцы.

Переводя последние слова, толмач засмеялся, и господин Ванг тоже залился хохотом. Я счел их веселье благоприятным предзнаменованием и рискнул выдвинуть альтернативный план действий.

— Что я особенно ценю в вас, господин Ванг, и что меня особенно восхищает, так это ваше понимание европейских традиций, ваш вкус, едва ли не более европейский, чем у европейцев, и то, как изящно вы умудрились подчеркнуть и упрочить сильные стороны этого старого европейского отеля. Новая люстра просто восхитительна, романтическая фотография Парижа на месте портрета Паганини придает фойе нужную меланхоличную атмосферу, а более английского паба, чем этот, не найти среди всех английских пабов Англии. Я предложил бы вам взглянуть на должность мажордома и личность господина Монтебелло тем же цепким взглядом, что и на прибыльный европейский фольклор.