Не стоило спорить, кому от этого лучше, а кому не очень, потому что, как однажды выразился Ру, в разных местах по разному, – тем более что на самом деле ничего особенного в этом мире и не происходило, и произойти не могло, ну, кроме еще одного поворота, еще одной остановки, еще одного мерцающего за стеклом светофора, напоминающих тебе о том, что вымоченный сегодняшним дождем, Ковчег еще не скоро доберется до своей последней цели.

121. Сомнительные размышление в чреве железного кита

121. Сомнительные размышление в чреве железного кита

Теплый полумрак салона.

Разрисованная синим фломастером спинка сидения.

Вновь на мгновение давшее о себе знать неожиданное чувство благодарности к этому приютившему его теплому замкнутому пространству.

Мир вновь остался за захлопнувшимися дверцами, потек серыми полосами за запотевшими стеклами. Ноев Ковчег, гонимый в неизвестность уже истлевшей надеждой. Ковчег, с палубы которого можно было смотреть только вперед. Прямо по курсу, сэр. Прямо в будущее, Мозес. И это несмотря на то, что само будущее тоже только подразумевалось, только постулировалось, только мерещилось, не давая никакой уверенности, никаких твердых гарантий, никаких обещаний. Но оглянуться – значило обречь себя на судьбу Эвридики, Мозес. Уж, кому, как ни тебе, сынок…

Исторический дождь, между тем, похоже, опять застучал по крыше автобуса.

На запотевшем стекле кто-то оставил след ладони. Словно отпечаток доисторического цветка на сером известняке. Сквозь его неровное очертание можно было рассмотреть, как проплывают мимо обломки прежней жизни, – так же проплывали они когда-то мимо Ковчега, царапая обшивку и вселяя в душу кощунственные сомнения.

Но даже несмотря на это, было приятно вдруг поймать себя на желании просто сидеть, подчинившись неизбежному ходу обстоятельств, – ибо давно уже было понятно, что все совершающееся, совершается помимо тебя, – во всяком случае, сейчас, здесь и с тобой – и при этом, видимо так, как оно и должно было совершаться, потому что, отчего же оно тогда совершается именно так, а не иначе, сэр? – вот аргумент, против которого вряд ли кто мог бы путно возразить.

В переводе на другой язык, это значило, вероятно, что мы –

только реки, смеющиеся над своими берегами и подмывающие основания мостов,

реки, которые иногда начинали течь вспять, приводя в отчаянье живущих на берегу,

реки, крадущиеся под покровом ночи, бесшумно скользящие мимо спящих городов, у которых не было будущего,

что вовсе не избавляло от целой кучи вопросов, ответить на которые не могли ни молодой человек, чей острый локоть он чувствовал через куртку, ни крашеная блондинка с усталым лицом, справа, ни даже сидящая лицом к нему дама средних лет, которая время от времени пристально и строго смотрела на него сквозь фиолетовые стекла очков, – во всех отношениях приличная дама, одетая по случаю Исторического дождя немного более тепло, чем обычно.