— Саша перед боем написал письмо тебе. На следующий день… погиб. Я не стал пересылать его. Думал, отдам на похоронах, а ты… Так что и письмо, и крестик я отдал…

— Какой крестик? — перебила его девушка, шагнув еще ближе.

Дима посмотрел на нее и подумал, что хуже, чем то ее состояние, в котором он ее застал, не бывает. Ошибался. Она побелела прямо на глазах, даже бармен перестал тереть свои стаканы. Щеки, казалось, ввалились, ни дать, ни взять — ранили смертельно, и жизнь покидала бренное тело.

Мужчина тоже видимо, испугался. Он подошел к ней и взял за тонкую, ледяную руку.

— Его крестик. Тоненький такой, маленький. У нас парни все поначалу смеялись, а он сказал, что его…

— Этот крестик я ему подарила, — перебила Ромала, отведя затуманенный взгляд. Она отвернулась и пошла к выходу. Парни смотрели ей вслед, Дима уже собирался за ней, как вдруг она бросилась к военному.

— Зачем же вы сняли его? Почему с ним не похоронили? Как вы могли? — закричала она, и голос сорвался, а из глаз брызнули слезы.

Дмитрий подошел к ней, хотел обнять, отвести, но цыганочка вырвалась.

— Да не было на нем крестика! Не было! Он его в бане оставил, когда мылся. А спохватился, когда уже уезжать собирались, да возвращаться не стал — дурная примета, — ответил тот с досадой.

Девушка стояла ни жива ни мертва. Лишь дышала тяжело и часто, будто пробежала стометровку.

— Он говорил о тебе перед смертью. Я не очень понял, о чем, но запомнил слово в слово. Саня сказал: «Ромала переживать будет. Теперь я знаю, что она там увидела», — сказал он, и цыганочка вскинула на него черные глаза.

— Значит забыл, — проговорила тихо, — забыл в бане… просто забыл… забыл…

Она развернулась и пошла в сторону двери, и каждый следующий шаг ей давался тяжелей, чем предыдущий.

В сердце была пустота. Она всё верно тогда увидела, вот только остановить не смогла…

Плохо старалась.

Недостаточно сильно хотела.

Если бы хотела — остановила бы!

А теперь…

Парни смотрели ей вслед, а она вдруг покачнулась на своих шпильках и стала оседать на пол. Дима с командиром бросились к ней.

— Ромала. Ромала! Ромала!!! — тряс ее Дмитрий, а она бесчувственным кулем висела у него на руках.