И палка опускалась на плечи.
Ни звука.
Мужчина молчал, только плечи вздрагивали всякий раз, как палка опускалась на них.
Елень, замерев от ужаса, едва дышала. Пальцы разжались, и покрывало соскользнуло на землю. Женщина шагнула и вновь замерла, вдруг осознав, если она сейчас выйдет к этим людям и бросится им в ноги, чтоб отвести наказание от капитана, Соджун встанет на ее защиту. Он не допустит, чтоб ее опять избили в этом доме, и тогда… и тогда может пролиться кровь. И тогда… тогда…
Горячие слезы, обжигая, скользнули по замерзшим щекам. Женщина не отводила глаз со спины Соджуна, а тот молчал. Он сидел и смиренно принимал свое наказание за любовь к ней, и Елень всякий раз, когда палка опускалась на его плечи, вздрагивала всем телом. Анпё тоже узнал господина, уже, было, шагнул, но женщина его остановила, отдала чан с рыбой, а руки дрожали.
— Ступай и… и не говори господину, что я… что я видела. Отдашь на кухне и возвращайся домой, — наставляла она слугу.
Мужчина перенял чан, Елень наклонилась, подобрала покрывало и, замотавшись в него, быстро ушла.
Она шла домой, а сердце горело! Так горело, что дышать было трудно.
Из-за слез она почти не видела дороги. Шла, не разбирая пути, пока не столкнулась с кем-то. Быстро поклонилась, вытерла слезы и поспешила домой.
Сонъи хотела что-то сказать, но встретилась с матерью глазами, и промолчала.
— Ужинайте без меня, — проговорила Елень и собралась уходить.
— Матушка, — в спину ей сказала Сонъи, — а господин капитан и Чжонку?
— Они будут поздно, если вообще придут сегодня, — и с этими словами мать зашла в гончарную мастерскую.
Она стояла посреди мастерской, от бессилия сжимая кулаки.
Елень закрыла глаза, и вновь увидела перед собой беззащитную спину капитана. Она вновь слышала удары палки. Она вновь слышала слова, которые выливала на голову Соджуна тетка.