Он перевел взгляд на свою жену, суетящуюся рядом.
О пакете с продуктами, как и о доставке, вспомнили поздно вечером, но есть обоим не хотелось. Вадим выгружал продукты на стол и, наконец, извлек пакет с упаковками растаявшего мороженого. Он смотрел на него, держа двумя пальцами целлофан.
— Знаешь, это странно, — вдруг сказала жена, — всякий раз, как ты уезжаешь за мороженым, что-то случается. В прошлый раз твоя бывшая устроила погром. В этот раз…
Вадим вздохнул и бросил пакет в раковину.
— У Али очень веская причина, чтобы вести себя так, — проговорил он.
Инна замотала головой.
— Не надо, ничего не объясняй, — сказала она. — В тот момент я просто боялась ей навредить…
Романов еще раз вздохнул.
— Ты живешь с нами. Тебе придется с этим столкнуться. Ты должна знать…
— Нет, — твердо заявила жена.
Он посмотрел на нее. Она подошла к нему и после недолгих колебаний, которые он заметил, положила ладонь ему на руку.
— Потому, что тебя опять окунет в те события. Потому, что тебе опять будет больно, — сказала она. — А знаешь что самое страшное в этом? Даже после этого мучительного разговора тебе не станет легче.
— Мне и не должно быть легче, — вдруг проговорил Вадим и сунул скомканный пакет в ящик стола, на Инну он не смотрел, — ты не понимаешь. Мне не должно быть легче! В том, что произошло с Алей виноват только я. Я и моя гордыня.
Он вышел из кухни и вернулся с открытой пачкой сигарет, закрыл дверь, выключил свет, — комната разом погрузилась в полумрак — потом распахнул окно и закурил. В настежь раскрытую створку ворвался шум проспекта. Небо, еще хмурое, еще тяжелое, нависало над городом. На западе едва просвечивала розоватая дымка, указывая, куда именно закатилось солнце. Вадим же смотрел куда-то вдаль. Он поднес сигарету к губам в третий или четвертый раз, когда к ней протянулась рука, и Инна, забравшись на широкий подоконник с ногами, затянулась, а затем выпустила дым, задрав кверху голову.
— У тебя ведь нет правого легкого, тебе нельзя курить, — сказала она просто.
Вадим усмехнулся:
— Откуда ты…
— Я увидела хвост шрама в тот день, когда приезжал Леон. Я, правда, тогда не поняла, почему весь шов от операции на спине. Если ты не туберкулёзник, значит, легкое ты потерял в тот самый день. У тебя ведь и ребра на правой стороне не все, — ответила она и затянулась.