Вадим спрыгнул с подоконника и прошелся по комнате. Он открыл воду и попил прям из-под крана. Вытер ладонью рот.

Он два года боялся спать. Стоило ему закрыть глаза, как тут же память подсовывала ему тот страшный день, и Вадим вскидывался с воплем на постели. Он едва не лишился рассудка. Он бы сошел с ума, если бы мог себе это позволить. Если бы мог позволить себе такую роскошь, как безумие. А что!? Ведь это очень удобно! Тебе всё становится до лампочки! Хоть гори оно синим пламенем, хоть тони в пучине безбрежной! Тебе-то всё равно! НО! А как же Алька? Подставил ее раз, так хочешь еще и обречь на страшное одиночество, а не много ли ты захотел?

Что стукнуло Вадима в тот день, он и сам объяснить не мог. Просто выглянул из-за  кулис и увидел рядом с бабушкой и дедом три свободных кресла. До начала оставалось полчаса, но парень ждать не стал. Он вылетел на улицу, в чем был, только дубленку накинул на плечи. В тот год была страшная зима: морозы лютовали, и бабушка заставила внука надеть тяжелую дубленку. Он поймал такси и рванул в Колпино. Его лихорадило всю дорогу. Страх сжимал горло, отчего было трудно дышать. Это уже перед домом он сдернул с себя бабочку и бросился в подъезд, влетел на четвертый этаж и забарабанил в дверь кулаками. Дверь открыл отчим, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что тот никуда и не собирался, так как стоял в домашних штанах и майке.

— Дядя Андрей, а как же билеты? — только и проговорил пасынок.

Мужик никак не мог сфокусировать на нем взгляд, и Вадим всё понял. Он хотел что-то еще сказать, но тут из детской донесся плач и какой-то гнусавый мужской голос. Парень перевел глаза на отчима, а потом ладонью оттолкнул его и ринулся в комнату сестры. Прямо перед дверью, словно из-под земли, выросла мать. Она что-то лепетала, но сын не стал ее слушать, отмахнулся от нее и распахнул дверь. Алька в белых колготках и майке стояла перед каким-то мужиком, а розовое кружевное платье — то самое из Вены — уже валялось у нее под ногами. Одна рука педофила лежала на кудрявой головке, вторая гладила внутреннюю сторону бедра. Алька пыталась оттолкнуть от себя эти страшные руки. Когда она узнала брата, ее личико осветилось радостью, и слезы заискрились.

От тихого бешенства у Вадима в глазах побелело. Он в два шага пересек комнату, выдернул из мерзких лап сестру, пнул со всей силы мужика и поволок Алю из комнаты. Сдернул с вешалки Алькино пальто, сунул ботинки. Сестренка плакала, но одевалась, хоть и медленно. Из детской доносился вой, мать что-то бормотала, а парень искал на верхней полке прихожей шапку сестры. И тут что-то кольнуло в спину. А потом еще раз. Во рту вдруг явно почувствовался металлический привкус. Такое было с Вадимом однажды, когда он маленький сосал железный гвоздь, узнав от дедушки, что ему не хватает железа… Он хотел что-то сказать Альке, копошащейся внизу, но изо рта вырвались кровавые пузыри и оросили белокурые локоны сестры. И вот тогда Вадим почувствовал боль, а потом еще один удар. Он попытался замахнуться назад и откинуть отчима, но осознал, что в таком случае справиться с дверью и выдернуть из этого ада сестру у него уже не останется сил. Негнущимися пальцами он приоткрыл дверь, взял сестру за плечо и вытолкнул из квартиры, наваливаясь на створку.