Нога ныла, и параграф по географии не хотел лезть в голову. Лера вздохнула и отложила учебник, легла на спину. Мысли путались. Не получалось думать о «нужном» (учеба, сборы и тому подобное). Они словно перемешивались, и выталкивали на поверхность образ Уварова. Лера поднесла к лицу рукав толстовки и улыбнулась: от плотной ткани исходил терпкий, похожий на пихту, аромат. Так пахнет дезодорант Тима. Так пахнет Тим. И легкий невесомый запах ее антиперсперанта не мог перебить этот мужской запах, и Лере даже стало казаться, что она словно пропиталась этим ароматом.
— О чем задумалась, дочь? — раздалось от двери.
Лера вывернула шею. В дверях, держась за ручку, стояла мама. Лера улыбнулась дежурной улыбкой, маленькая мама скривилась.
— Так плохо? — спросила она и прошла в комнату.
— Да ну ее, — отмахнулась дочь и села.
Мама гладила по ноге, спрашивала, как прошел день. Лера отвечала, а сама смотрела в тонкие черты лица, которые так походили на ее черты.
Ксения Николаевна подняла глаза, моргнула, заметив такое пристальное внимание к своей персоне, улыбнулась.
— Ты чего? Будто впервые видишь… — спросила она тихо.
Девочка мотнула головой. Но маленькая не поверила в это «ничего». Она продолжала сидеть на кровати у ребенка и ждать, когда тот созреет и всё расскажет. Так и получилось. Лера пару раз вздохнула и вдруг спросила:
— Мам, а как… как зовут моего… отца?
Ксения Николаевна даже опешила от неожиданности.
— В смысле?
— Ну… ты никогда не говорила…
— Вот даешь! А отечество у тебя какое?
— Ну так оно по дедушке…
— С чего ты взяла?
Лера вскинула глаза на мать. В груди испуганно сжалось сердце. Ладони взмокли. То, что казалось незначительным, пустым, вдруг обрело смысл.