— Ну, судя по всему, он не мой мальчик, а твой…
— Мама!
— … и он действительно хороший. Разве сама еще не поняла?
Но Лера упрямо молчала.
— Ты знаешь, он ростом с твоего отца. Тот тоже высокий. Это у нас семейное? Папа тоже высоким был…
— Дедушка самый лучший.
— Кто ж спорит? Конечно, лучший. Он так ждал твоего рождения! Кстати, то, что ты занимаешься борьбой…
— Рукопашкой…
— Хрен редьки не слаще… Так вот, то, что ты занимаешься рукопашкой, вполне объяснимо. Как говорится, гены пальцем не раздавишь… Твой отец был спортсменом, правда, не то дзюдоистом, не то тхеквондистом… Не помню…
— Ма, вот как так можно? А что ты помнишь о нем? — разозлилась вновь девочка.
— Всё помню. Руки его. Глаза. Голос.
— Ну зашибись, конечно, особые приметы, — проворчала дочь.
Ксения Николаевна улыбнулась.
— А вот одна как раз есть, — и она стянула с левого плеча дочери майку, оголив ключицу, где в ямочке красовалась родинка. — У него такая же. Представляешь?
Но Лера энтузиазма не выказала.
— То же мне, примета… не разденешь — не увидишь, — пробормотала она.
— Ну… извини… — тихо сказала маленькая мама, и девочке стало стыдно. Она легла, устроив голову матери на колени, прижалась.
— Это ты меня прости, — ответила девочка.
Мать гладила дочь по темным волосам, которые были такого же оттенка, что и у ее отца, и вздыхала. Прошло почти пятнадцать лет, она так больше и не влюблялась. Иногда думала о Николае. Вспоминала те теплые дни, что они провели вместе, ту единственную необыкновенную ночь. Тогда, опьяненные своей любовью, они даже не задумывались о том, что