– Шурка, это что же, выходит, героям нашим достался бракованный памятник?
– Не-е, кррестный, не бракованный! Это приезжий тракторист Миха-матюжник, когда ему лень пойти в кузню на наковальню, дубасит тут кувалдой по своим желязякам.
Гость не сразу нашелся, что ответить своему юному провожатому: будто та, трактористова кувалда сейчас «дубасила» ему по темени. Он лишь потерянно прозревал в догадке своих снов в последнем рейсе, от которых он каждый раз просыпался от тоскливого сна, слыша один и тот песенный мотив: «Трансвааль, Трансвааль».
Этот гимн убиенным пели возвращающиеся с войны безвестно пропавшие солдаты, их однодеревенцы, на которых давно были получены похоронки с обязательной припиской: «Погиб смертью храбрых».
В одинаковых серых шинелях они сомкнутым строем устало плелись той же дорогой, по которой уходили на войну. Если тогда они через реку переправились на пароме, то обратно они топали по воде, как посуху. А поднявшись на родной Певчий кряж, они, не задерживаясь, снова спускались в подгорье, уходя в свою неизвестность…
И вот, немного отдышавшись, гость горько посетовал:
– Такие вот пироги, Бог-Данов… Убитые своими жизнями защитили «Честь и Достоинство», а мы, молодые-живые, уважили их кувалдой по лицу. Не-ет, так дело не пойдет!.. Да и делов-то тут, только и всего – поставить на попа каменные брусы. Шурка, может, возьмемся за это дело?
– Ага, кррестный! – с радостной готовностью вызвался мальчишка. – Вместях мы с тобой, что хошь сделаем! – Испытующим, взглядом всматриваясь в омрачненное лицо Ионы, он участливо спросил: – Кррестный, ты что, захворал, да? Тебе больно, да?
– Очень больно, Шурка… – Рыбарь, как некогда отец его Мастак-Гаврила, уходящий на войну с Поперечной улицы районной «столицы», рухнул на колени и сграбастал в охапку крестника, сдавленно шепча:
– Какой же ты у нас сродственник-то правильный-то. Ей-ей, веснинский копыл!
Так Иона Веснин вместо того, чтобы сидеть на каменном одинце Кобылья Голова – тягать язей-головлей из Рыбной Пади, начал свой отпуск с упаристой работы на новинском Певчем кряжу. Они рьяно взялись за дело. Неподалеку от ручьистой березы выкопали котлован под основание самородной плиты, потом стали бутить его каменьем из-под подгорья кряжа. За этой работой и застала их Марина с трехлитровой стеклянной банкой в руках: принесла теткиного забористого квасу.
– Поди, ухайдакались, мои мужики? – спросила она.
– А ты думала как? – по-взрослому ответил Шурка, первым прикладываясь к банке. А утолив жажду и пользуясь передышкой, с гиком скатился с кряжа – купаться в заводи.