– Замечу, что не нуждаюсь ни в чьей поддержке, – отвечал француз, – ибо верю в одну штуковину, которая даст мне всё, что я пожелаю, однако я благодарен вам за любезность, дорогой Пезаре. Очень скоро вы сами станете должником шевалье Готье де Монсоро, дворянина из пресветлой земли туреньской.

– У вас есть талисман, который приносит счастье?

– Да, талисман, подаренный моей дорогою матушкой, – сказал туренец. – И оный талисман возводит и разрушает замки и города, чеканит золотые монеты и исцеляет все недуги. Это посох странника, который можно оставить в залог или дать взаймы, это всем молотам молот, ибо с его помощью в самых разных кузнях безо всякого шуму выковываются превосходные вещицы.

– О, святой Марк! Что же таится под вашей кольчугой?

– Ничего особенного. Это то, что есть у всех мужчин, смотрите.

С этими словами Готье вдруг встал из-за стола, подошёл к кровати своей и показал такой прекрасный инструмент, доставляющий радость, какого венецианец в жизни своей не видывал.

– Это, – продолжил француз, когда они по рыцарскому обыкновению улеглись вдвоём в одну постель, – сметает все препятствия, ибо даёт власть над женскими сердцами, а поелику при палермском дворе всем заправляют дамы, ваш друг Готье очень скоро поднимется на самый верх.

Венецианец в великом изумлении пребывал от зрелища скромных прелестей названного Готье, матушка коего, а вероятно, иже с нею и батюшка и впрямь одарили его подлинным сокровищем. Столь бесподобное телесное совершенство вкупе с задорным остроумием и мудростью старого чёрта распахнут перед туренцем все двери. Пезаре и Монсоро поклялись в вечной дружбе, обещали делиться всем, даже таким пустяком, как женская любовь, и думать заодно, как если бы их головы венчал один шлем. Засим оба заснули на одной подушке, будучи счастливы обретённым братством. Таковой в то время был в ходу обычай.

На следующий день венецианец одолжил своему другу Готье великолепного жеребца, полный безантов кошель, шёлковые чулки, шитый золотом бархатный камзол и с узорами плащ. Сия одежда подчеркнула привлекательность француза и его красоту, и венецианец уверился окончательно, что ни одна женщина не устоит перед его новым другом. Слуги Пезаре получили приказание слушаться Готье беспрекословно, от чего эти самые слуги решили, что не иначе как их хозяин пустился во все тяжкие и этого француза где-то подцепил.

Друзья въехали в Палермо в тот час, когда король прогуливался с королевой. Пезаре с гордостью представил своего французского друга и так расписал достоинства его, что Лёфруа оказал Готье де Монсоро тёплый приём и пригласил на ужин. Острым взором французский рыцарь обозрел двор и заметил бесконечное множество любопытных вещей. При том, что король был мужчиной красивым и вызывающим почтение, королева, горячая испанка, дама прекрасная и непревзойдённая, выглядела опечаленной. Из чего де Монсоро вывел, что король служит ей не слишком усердно, ибо, по туреньским понятиям, радость в глазах проистекает от радости в иных частях тела. Пезаре тут же указал своему названому брату на нескольких дам, с коими Его Величество был особенно любезен. Оные дамы ревновали одна к другой и бились за сердце монарха, состязаясь в галантности и прочих неподражаемых женских хитростях. И Готье заключил, что король, хотя жена его была прекраснейшей женщиной на свете, распутничал не далее, как в своём дворе, взимал подати со всех сицилийских дам, держал коней в их конюшнях и разнообразия ради изучал приёмы верховой езды, используемые в разных странах. Поняв, какого образа жизни придерживается Лёфруа, рыцарь Готье де Монсоро, уверенный в том, что ни у кого при дворе не хватает смелости просветить королеву, решился немедля нанести мастерский удар и с первого же раза воткнуть древко знамени своего во владениях прекрасной королевы. Слушайте, что было дальше.