– Ах, какое милое шило! Ах, что за сладкая мишень! Да как бы мне в неё попасть! Никогда не видал такого сокровища! Что за милый глазок! Ах, позвольте мне продеть в него мою нетерпеливую нитку! Ах! Ах! Ах! Вы пораните мою бедную, мою милую ниточку! Тише! Давай, судья любви моей, давай, моя судейская любовь! Нитка не может проникнуть в эту железную дверь, которая портит мою нить и может порвать!

Тут она засмеялась, поелику понимала в этой игре больше, чем судья, который тоже хохотал, ибо красотка со своей ниткой в руках, коей она сновала взад-вперёд и влево-вправо, была безумно забавной, лукавой и игривой. Она продержала бедного судью за этим занятием до семи часов вечера, крутилась, вертелась, словно обезьянка, и упрямо старалась продеть нитку в иголку. Рука у судьи устала, на кухне подгорало говяжье филе, а пальцы у старика онемели до того, что он не выдержал и опустил ладонь на край стола. И тут же прекрасная Портильонка продела нитку в шило.

– Вот как было дело, – промолвила она.

– Пропали мои филеи, – вздохнул судья.

– И мои тоже, – сказала она.

Судья сдался, обещал Портильонке поговорить с монсеньором дю Фу и удовлетворить её жалобу, полагая, что молодой камергер и вправду овладел девицей против её воли и по вполне понятным причинам захочет дело замять. И на следующий день судья явился ко двору, нашёл монсеньора дю Фу, рассказал ему о жалобе девицы и о том, как она всю историю представила. Сие судебное разбирательство весьма позабавило короля. Сеньор дю Фу признал, что во всём этом есть доля истины, а король спросил, действительно ли девица столь неприступна, и когда сеньор дю Фу простодушно ответил «нет», король велел заплатить потерпевшей сто экю золотом. Камергер отсчитал их судье, дабы его не упрекнули ещё и в скаредности, и заметил, что крахмал принесёт Портильонке хороший доход. Судья отыскал красавицу-прачку и с довольным видом сообщил, что раздобыл для неё сто экю. Если же она хочет тысячу, то в этот самый час в покоях короля некоторые сеньоры, прознавшие о её деле, готовы предложить ей свои услуги, дабы пополнить недостающее. Красотка не стала упираться, сказав, что, дабы раз и навсегда бросить стирку, она охотно потрудится и повертит задом. Она щедро отблагодарила судью и в первый же месяц заработала желанную тысячу золотых. От того пошли пересуды и поклёпы, завистницы уверяли, будто этих сеньоров было не десять, а сто, хотя, в отличие от шлюх, Портильонка стала благоразумной, как только заполучила свою тысячу. И это не считая одного герцога, который пожадничал и не дал ей пятьсот экю, сочтя её недостаточно покладистой. Сие доказывает, что девица бережно относилась к своей собственности. Правда также, что король пригласил её в свой домик на улице Кинкангронь, нашёл её весьма привлекательной и пылкой, славно провёл с ней вечер и приказал стражникам никоим образом ей не докучать. Видя, как она хороша, Николь Бопертюи, королевская зазноба, дала ей сто золотых экю, дабы она съездила в Орлеан и проверила, действительно ли вода в Луаре там того же цвета, что и в Портильоне. Красавица отправилась туда тем более охотно, что король ей не понравился. Когда в Тур прибыл святой отец, который короля в его последний час исповедовал, а после был причислен к лику святых, Портильонка пришла к нему, дабы очистить свою совесть, покаялась и ради искупления грехов приобрёла кровать для турского лепрозория Святого Лазаря. Многие знакомые вам дамы по своей воле претерпели насилие от десятков сеньоров, но кровати приобретали только для своего собственного дома. Я почёл своим долгом сообщить об этом, дабы очистить имя доброй девушки, которая стирала чужое грязное бельё, а потом благодаря уму своему и обходительности приобрёла добрую славу. Выйдя замуж за Ташеро, коего она одарила ветвистыми рогами, она показала, на что способна, о чём было рассказано в «Спасительном возгласе».