– Вы кого-нибудь знаете в Палермо, француза или сицилийца?

– Нет.

– Значит, у вас нет уверенности, что вас примут?

– Я склонён простить тех, кто прогонит меня прочь. Сеньор, где дорога?

– Я не знаю, я заблудился так же, как и вы. Давайте поищем вместе.

– Для этого надо двигаться вместе и с одинаковой прытью, что вряд ли возможно: ведь вы на лошади, а я на своих двоих.

Венецианец усадил французского рыцаря на круп своего коня и спросил:

– Вы догадываетесь, кто я?

– Мужчина, я полагаю.

– И вы не боитесь?

– Будь вы разбойником, вам следовало бы бояться за себя, – с этими словами француз приставил острие кинжала к сердцу венецианца.

– Да, похоже, вы человек опытный и здравомыслящий. Знайте же, что я состою при дворе короля Сицилии, что я одинок и ищу друга. Судя по всему, вы тоже не в ладу со своею судьбой и вам есть надобность во всех и каждом.

– Думаете, я стану счастливее, когда всем и каждому будет до меня?

– Вы, точно дьявол, выворачиваете наизнанку мои слова. Клянусь святым Марком! Господин рыцарь, скажите, вам можно доверять?

– Больше чем вам, поелику вы начали наш союз и дружбу с обмана: вы сказали, что заблудились, а правите конём как тот, кто прекрасно знает дорогу.

– А разве вы не обманули меня? – воскликнул Пезаре. – При всей вашей мудрости идёте пешком и, будучи благородным рыцарем, выдаёте себя за простолюдина! Всё, приехали, идёмте, слуги приготовили нам ужин.

Француз соскочил с лошади и, согласившись поужинать, прошёл вместе с венецианцем на постоялый двор. Оба сели за стол. Француз столь славно работал челюстями, столь скоро заглатывал куски, что показал себя весьма учёным по части еды, а засим и питья, ибо не мешкая опустошил несколько кувшинов, и при этом глаза его остались ясными, а сознание незамутнённым. Посему венецианец подумал, что встретил подлинного сына Адама, из ребра его настоящего, а не поддельного. Пока они выпивали, венецианский рыцарь старался найти хоть какую-нибудь лазейку, сквозь которую можно было бы проникнуть в тайные помыслы его нового друга, но ему пришлось признать, что тот скорее расстанется со своей шкурой, чем потеряет бдительность, и Пезаре решил, что лучше сначала самому раскрыть свою душу и доверие своё доказать. И вот он рассказал как на духу о том, что и как в сицилийском королевстве, где правят король Лёфруа и его благородная жена, и каков их двор, и сколь галантные порядки там процветают, и сколь много там испанцев, французов, итальянцев и прочих иноземных сеньоров, знатных и разодетых в пух и перья, и сколь много дам, равно благородных и богатых. Поведал также о далекоидущих замыслах короля, который мечтает завоевать Морею, Константинополь, Иерусалим, Судан и прочие африканские земли, о том, что несколько сановников заправляют всеми делами, бросают клич, созывая под королевские знамёна цвет рыцарства христианского мира, и поддерживают замыслы сии всячески с тем, чтобы Сицилия, как в старые времена, завоевала главенство в Средиземноморье и обошла Венецию, земель у которой с гулькин нос. Мысли сии внушил королю он, Пезаре, однако же, хоть он и был в большой милости у Лёфруа, ни единая душа при дворе венецианца не поддерживала, положиться ему было не на кого, и он мечтал приобрести верного друга и соратника. Сия крайняя тревога заставила его сесть на коня и пуститься в путь, дабы решить, что делать и как дальше быть. И тут, словно нарочно, ему встречается рыцарь, чей ум и достоинства уже не вызывают у него сомнений, и посему он предлагает ему, как брату, и стол, и кров. Они вместе пойдут по дороге славы, предаваясь удовольствиям, и станут честь по чести помогать друг другу, как братья по оружию в крестовом походе, и поелику он, француз, ищет счастья и нуждается в поддержке, он, венецианец, полагает, что к их вящей и обоюдной пользе не встретит отказа на сие предложение.